Она быстро набросала на салфетке несколько квадратиков, кружочков и стрелочек и начала комментировать:
— Вот этот кружочек — любой гражданин. Он работает по найму или на свой бизнес, без разницы. Чего-то наживает и чего-то покупает для себя. Кроме жратвы, хаты, тачки он еще покупает общественный порядок. Порядок — это такой же товар, сечешь?
— Порядком занимается правительство, — заметил репортер.
— Точно! И фишка в том, что оно — естественный монополист. Ведь порядок должен быть один для всех, так? А значит — что?
— Значит, правительство должно быть одно, — ляпнул Секар.
Джелла махнула рукой.
— Это ясно. Но главное — оно должно продавать то, что гражданину нужно, а не всякую лишнюю фигню, и цена должна быть справедливая, а не заряженная. Врубаешься?
— Да.
— …А значит, приходим к заявкам, запросу и конкурсу, — продолжала она, — форма избирательной заявки определена в Хартии. Ты избирательные заявки заполнял?
— Конечно.
— Вот. Заявки граждан усредняются и получается карта общественного запроса. Ничего сверх этого запроса, правительство делать не имеет права.
— Ну, это я, положим, знаю, — обижено заметил Секар.
— Йо! Дальше — конкурс команд-претендентов. Координаторы — раз, фонды — два, армия — три, полиция — четыре, преторианцы — пять.
По каждому из пяти, какая команда обязалась дешевле удовлетворит запрос — с той и заключается генеральный контракт. Команда координаторов — это правительство. Оно имеет право собирать с граждан равные взносы, чтобы в сумме получалась цена всех пяти контрактов.
— Это я тоже знаю.
— Дальше — суды трех уровней: муниципалитет, округ, конфедерация. По шесть человек, трое непрофессионалов по жребию, трое профессионалов по общественному рейтингу. Над Верховным судом конфедерации — только Великая Хартия, а если кто-то этого не понял — преторианцы вправят ему мозги. Если кто-то снаружи хочет навязать другой порядок — армия должна гасить его безо всяких правил. Въезжаешь, почему?
— Потому, что на войне вообще с правилами сложно, — предположил Секар.
— Потому, что без правил дешевле, — поправила Джелла, — хотя по жизни ты прав. Какие, на фиг, правила на войне. Вот, вчерне, и вся политика. Йо?
— Ну, да. Примерно так я себе и представлял. Ничего особо сложного, правильно?
— Верно, Малик. Согласно Хартии, политическая система должна быть такой простой, чтобы ее понимал каждый житель со средним образованием. Иначе жители не смогут осмысленно реализовывать управление страной.
Секар отхлебнул саке и спросил:
— Джелла, а какое отношение все это имеет к постановлению о депортации?
— Прямое, бро. Эти типы требовали, чтобы правительство делало то, на что не имеет права.
— То есть, — уточнил он, — мы приходим к разнице между правительством и государством?
— Вот именно.
— А можешь максимально кратко напомнить эту разницу?
— Правительство обслуживает людей, а государство управляет ими.
— Пожалуй, это слишком кратко.
— То-то же, — Джелла усмехнулась, — ладно, объясняю на пальцах. Когда ты заказываешь уборку дома, тебя интересует, чтобы за определенную плату там навели чистоту и тебе по фигу, кто конкретно это сделает. Теперь прикинь, если ты заказал, кто будет делать, но не определил, что именно делать и почем. Ты вернулся домой и видишь: чистота так себе, зато книги на полках и картинки на стенах другие, чем были, ящик стола вскрыт, часть писем выброшена, а вместо халата в ванной висит пижама в клеточку. Стоимость всех этих художеств включена в счет и внизу приписка: мы решили, что так будет лучше.
— Это почему еще?
— Это потому, что у тебя похозяйничало государство. Государство — это каста, которая предписывает обществу какие угодно законы и взимает с людей какие угодно подати. Восточная деспотия делает это открыто, а западная демократия это маскирует с помощью выборов, но суть одна и та же. Государство может заставить тебя отчитываться обо всех доходах и платить в бюджет любую долю от них. Государство может навязать тебе такие правила бизнеса, что ты останешься нищим. Государство может оштрафовать тебя и твою подружку за то, что вы пьете вино и спите вместе без специального разрешения.
— То есть, государство может делать с людьми вообще что угодно?
— Йо! Собирается человек 500 из этой касты, штампуют специальный закон — и все.
— Но есть же выборы. Почему не избрать вместо этой касты других людей?
Джелла ответила характерным жестом, хлопнув ладонью левой руки по сгибу локтя правой, после чего пояснила:
— У тебя ни черта не выйдет. Каста пронизывает все структуры управления и все каналы массовой информации. Выборы устроены так, что шансы есть только у членов касты. Я лично знаю только один проверенный способ это изменить.
— Алюминиевая революция?
— Она самая.
— То есть, — сказал репортер, — смысл алюминиевой революции был в том, чтобы никто за людей не решал, как для них будет лучше?
— Ага. А кто пробует решать — тому расстрел или депортация, смотря по обстоятельствам.
— Понял. Кажется, мы добрались до сути дела, а?
— Йо, — Джелла энергично кивнула.
— В таком случае, помоги разрешить одну дилемму о правах граждан. Граждане ведь могут прибегнуть к уличным акциям, если нарушены их права?
— Запросто, — подтвердила она.
— Вот, — продолжал Секар, — группа граждан выходит на улицу с требованием прекратить их дискриминацию по религиозным и моральным убеждениям. Что здесь неправильно?
— Уточни их требования. Что написано на транспарантах?
— Кажется так: Прекратить унижение веры. Долой культ разврата.
— Ну и при чем тут дискриминация? — спросила Джелла, — если им не нравится, как кто-то отзывается об их вере, то это их проблемы, а разврат вообще безразличен для Хартии.
— Но в их заявлении пояснялось, что они подвергаются унижению, как социальная группа.
— Бред, — отрезала она, — объектом дискриминации могут быть только конкретные люди. Никто из этих типов не был лично ограничен в правах по сравнению с другими людьми.
— Это точно? — спросил репортер.
— Абсолютно. Ни одна социальная анкета даже не содержит графы «религия». Это такой же приватный вопрос, как пищеварение.
— Кстати о пищеварении, — сказал он, — как быть, например, со школьными занятиями?
— Ты о чем?
— Об уроках биологии человека. В ряде религий это считается неприемлемым.
Джелла презрительно фыркнула.
— Бро, этот вопрос разъяснен 8 лет назад в деле Оскар. Согласно Хартии, школа служит, чтобы давать молодежи актуальные навыки и знания о природе, человеке и обществе. Для этого нужно показать свойства человеческого тела. Если в какой-то религии табу на это…
— То что делать представителям такой религии? — перебил Секар.
— Это — их проблемы. Может, у кого-то таблица умножения считается непристойной.
— Но, согласись, это означает религиозную дискриминацию.
— Нет. Если у человека в аттестате прочерки, он в худших условиях не из-за религии, а из-за
