целями». А если вы не хотите, так можете и не отвечать. Я тогда напишу в форме, что вы отказались. Вы поймите, девушка, мне так даже проще. По инструкции, я отправлю вас обратно, откуда вы прибыли, да и все.
— Ладно, — сказала она, — пишите: в отелях и на дикой природе.
— В каких отелях и кто оплачивал расходы?
— В разных. Я все не помню. Платила иногда я с карточки, а иногда Нолан наличными. Те, которые с карточки, я могу посмотреть по выписке с моего счета. Точно могу сказать, что четыре раза на Уэст-Палм- Бич это был отель «Good Wind», две звездочки.
— Кому было известно о вашем знакомстве, о ваших разговорах по телефону, о переписке, о ваших личных контактах, о ваших сексуальных контактах?
Джули пожала плечами:
— Мы надеялись, что никому, хотя так, конечно, не бывает. Эта чертова работа Нолана, и, к тому же, его жена. Ну, вы понимаете. Мои родные знали, что я с кем-то встречаюсь, но я никому не говорила, с кем именно. Нолан, я думаю, тем более, никому не говорил.
— Понятно, — буркнул Вэнфан, — теперь про общие интересы. В чем они состояли, опишите характер обена информацией в связи с ними, если они имели материальное выражение, то опишите, какое именно.
— Мы просто мечтали.
— В каком смысле? — спросил лейтенант.
— Ну, как вам объяснить? Просто мечтали о разном, — она покрутила руками в воздухе, — о жизни. О том, что вообще бывает, или может быть…
— Пишу «мечтали на различные темы без дифференциации», — сообщил он, — а какое-либо материальное выражение у всего этого было?
— Какое может быть материальное выражение? — удивилась Джулии, — разве что, иногда мы покупали диски.
— Какие именно?
— В основном National Geographic.
Она ответила еще на десяток таких же идиотских и бессмысленных, по ее мнению, вопросов, после чего лейтенант закрыл ноутбук и сообщил:
— Я пойду докладывать о вас, а вы пока посидите, пообщайтесь с психологом.
— Зачем мне психолог?
— Ну что вы опять, зачем да зачем?
— Ладно, — сказала Джулии, — пусть будет психолог.
Чубби Хок заняла место вышедшего лейтенанта Вэнфана и сходу одарила девушку самой широкой, доброжелательной и ободряющей улыбкой.
— Здравствуйте, мисс Лэтимер. Сначала о главном. Вы приехали сюда не напрасно. У вас есть шанс. Да, я забыла представиться. Ула Виккерс, доктор социальной психологии из народного университета Нукуалофа.
— Шанс на что? — спросила Джули.
— Шанс помочь сержанту Брайану, — пояснила Ула, — вы, я полагаю, для этого приехали.
— Вообще-то я приехала просто его увидеть. А помочь… Разве чем-то еще можно помочь?
— Суд ведь пока не принял решение. Значит, можно.
Джули покачала головой.
— Знаете, Ула, я привыкла принимать вещи, как они есть. Если вы, как психолог, просто меня утешаете, чтобы я не закатывала истерики, то это лишнее. Скажем так, этот период у меня уже позади.
— Утешать вас? Как бы не так! Я предлагаю вам ввязаться в драку, а там видно будет.
— В какую еще драку?
— Так, — сказала Ула, — объясняю популярно. Брайан и его товарищи назначены на роль плохих парней, которые во всем виноваты и должны за это умереть. С этим согласно все общество, и у вас в Америке, и здесь. С этим согласны их жены. И, что самое скверное, они и сами с этим согласны. Если так будет продолжаться, они умрут.
— А вы, значит, с этим не согласны? — уточнила Джули.
— Более чем. Мои коллеги, и я, в том числе, отправили открытое письмо Верховному суду Меганезии с просьбой воздержаться от грубейшего нарушения Хартии, каковым, на наш взгляд, было бы применение ВМГС. В нашей стране к таким предупреждениям относятся очень серьезно, поэтому разбирательство отложили до рассмотрения тех обстоятельств, на которые мы обратили внимание суда.
— О Хартии я слышала. А что такое ВМГС, и о каких обстоятельствах речь?
— Согласно Хартии, — пояснила Ула, — Каждый житель находится под безусловной защитой правительства. Эта защита осуществляется любыми средствами без всякого исключения. К тем, кто целенаправленно угрожает жителям, применяется высшая мера гуманитарной самозащиты, ВМГС, то есть расстрел. В очевидных случаях вроде вооруженного разбоя, суд применяет ВМГС без колебаний. Группа, в которой был Брайан, пыталась совершить акт вооруженного политического разбоя, и, конечно, подлежала бы ВМГС, если бы не особое обстоятельство: эти ребята были только орудием. Безвольным орудием, которое не имеет своей цели, а просто исполняет волю того, кто жмет пусковую кнопку. Сами по себе они не несут угрозы обществу, а значит, не являются объектом, к которому должна быть примененена ВМГС.
— Я, кажется, понимаю, — сказала Джули. Но в Штатах комментаторы говорили о каком-то законе на счет ответственности за исполнение заведомо преступного приказа…
— Пусть американские оффи не лезут туда, где не смыслят, — жестко перебила Ула, — ВМГС это не мера ответственности, а мера самозащиты. При краже бумажника суд учитывает субъективную вину, но при покушении на принципы Хартии во внимание принимается только одно: исходит ли самостоятельная угроза от данного лица. Если исходит, то данное лицо будет расстреляно, независимо от вины. Если не исходит, то ВМГС не применяется, будь это лицо хоть сто раз в чем-то виновато. Я понятно объяснила?
— Боюсь, Ула, что мне не понять этих юридических тонкостей. Проще будет, если вы скажете, что именно нам надо доказать.
— Хорошо. Нам надо доказать, что эта группа спецназа состояла из людей, не способных самостоятельно принимать опасные для общества решения, и опасность их действий только вторична, а не первична. Она определяется исключительно приказами, которые им отдает определенное лицо, и этот приказ они, в силу своих особых психических дефектов, не могут отказаться выполнить. Как исправная спичка не может отказаться зажечься, если ей чиркнули о коробок.
С этими словами Ула чиркнула спичкой, прикурила длинную сигарету, затянулась и выпустила изо рта красивое колечко дыма.
— И если мы это докажем, тогда что? — осторожно спросила Джули.
— Тогда Брайана и других будут судить за соучастие в военном преступлении, которое не было доведено до конца. Им грозит до 30 лет лишения свободы, но точно не расстрел, поскольку они никого не убили на территории Меганезии. Условия лишения свободы в нашей стране вы знаете?
— Да, я читала. На счет ошейников, на счет согласованной продажи на исправительные работы, и на счет права на интимные встречи. Это действительно так?
— Это действительно так, — подтвердила Ула.
Девушка едва заметно кивнула.
— Вот теперь мне более-менее понятно. А что я могу сделать?
— Во-первых, вам не следует пытаться что-то доказать Брайану. Это бессмысленно.
— Я знаю, — сказала Джули, — Я уже пробовала.
— Во-вторых, вы слышали о самурайском кодексе буси-до?
— Так, краем уха. А при чем тут это?
— Там есть понятие «гири»: величайший долг перед божественной персоной господина, суверена, императора, государства, олицетворяющей все позитивное во вселенной. Нет ничего выше «гири», поэтому лучше умереть самому и обречь на страдание и смерть всех своих близких, чем нарушить «гири». Если «гири» требует от самурая смерти во имя долга перед господином, самурай принимает смерть с радостью.
