– Три дня? – усомнился Эдуард Степанович.
– Шутка! – хитренько усмехнулся профессор. – Нет, батенька, за три дня, конечно, трудненько будет… Недели две потребуется, не меньше…
– Хм-м… – все еще недоверчиво посмотрел на него главбез.
Конечно, он уже не раз убеждался, что профессор Гадюкин порой способен выкинуть такое, что вся научная общественность потом хватается за голову и вопит: «как, КАК он это сделал?!». Вот только результат обычно сильно отличается от того, что задумывалось изначально…
– Ступайте, батенька, ступайте, возвращайтесь через две недели, – замахал на него профессор, разворачивая эль-планшетку и включая коммутатор. – Лелик, подготовь лабораторию, разогрей большой конвертер и свари кастрюлю какао! Мила, душечка моя, окажите любезность, пригласите ко мне Бульбу, Иванова, Коростелева, Мартиросяна, Отрубянникова, Прилипко, Русиновича, Снергиенко и Хрюкина. Устроим консилиум.
Эдуард Степанович улыбнулся одними губами и вышел. Машина завелась – теперь профессор будет работать как проклятый. Не факт, что он действительно сумеет создать искусственный мозг, но что-то он во всяком случае создаст.
Или взорвет всю лабораторию – это он тоже любит.
Ровно через две недели Эдуард Степанович снова перешагнул порог лаборатории Гадюкина. Секретарша Мила сосредоточенно выдувала пузырь из жвачки и его появления даже не заметила.
Профессор тоже не заметил – он был занят. С прошлого раза в лаборатории все очень переменилось – ученые сволокли в одно место целую кучу самых разных приборов и инструментов.
Сам Гадюкин в данный момент управляет крошечной центрифугой, время от времени тихо ругаясь на непонятном языке. За соседними пультами стоят Снергиенко и Русинович. Из лаборатории слева тянет едкой щелочью – там работает Мартиросян, ведущий гальванотехник. Из лаборатории справа слышится писк и треск – там трудится Бульба, специалист по УКВ.
Судя по всему, ученые профессора только-только закончили что-то отмечать – на столе громоздится дюжина пустых бокалов из-под вина.
Правда, бутылки почему-то отсутствуют.
Один из бокалов оказался полным. Эдуард Степанович поднес его к лицу и с сомнением посмотрел на содержимое – похоже, не вино, а какой-то коктейль. Сизовато-белый, с пряным запахом. Главбез задумчиво наклонил бокал – жидкость медленно потекла к краю. Очень-очень медленно.
– У-гу! – рявкнул неожиданно выросший над плечом ассистент. Он резко выхватил этот странный коктейль и бережно поставил его на стол. – А-га, Ху-Га!
– Спасибо, Лелик, – кивнул Гадюкин, отрываясь от своей центрифуги. – Добрый день, батенька. Вы что же – выпить это собирались? Неосмотрительно с вашей стороны, знаете ли…
– Да нет, посмотреть только… – пожал плечами Эдуард Степанович. – А что это, профессор? Коктейль, что ли?
– Коктейль? Что ж, можно и так сказать… Это, батенька, видите ли, и есть тот самый мозг, который вы мне заказывали. Вот он, голубчик, плещется… Еще чуть-чуть поработаем, окончательно доведем до ума и можно демонстрировать общественности…
– Аристарх Митрофаныч, у меня концентрат кончается! – крикнул Мартиросян из соседней лаборатории.
– Ступай-ка, Лелик, помоги Левону Акоповичу, – вежливо подтолкнул ассистента Гадюкин. – О чем мы тут с вами говорили, батенька? Давайте пройдем в комнату отдыха, не будем мешать товарищам…
В комнате отдыха оказалось накурено, кругом бычки, а пепельницу плотно оккупировал Отрубянников. Он поминутно запаливал очередную сигарету, раздраженно разгонял табачный дым и тыкал отверткой в нечто, когда-то бывшее голографическим проектором. Время от времени рассеянный ученый путал руки и тогда во рту оказывалась отвертка, а в недрах проектора – сигарета.
– Нет, знаете, батенька, лучше, пожалуй, в смотровую, – предложил Гадюкин, разворачиваясь на пороге.
По крайней мере, смотровую еще никто не занял. Правда, на прозекторском столе устроился вскрытый обезьяний труп со срезанной макушкой, но ни Гадюкин, ни Эдуард Степанович не обратили на него внимания. Профессор торжественно поставил на стол бокал с искусственным мозгом и сложил руки на животе, глядя на свое детище с искренним восторгом.
– Так это и есть искусственный мозг? – вежливо спросил главбез. – А почему он жидкий?
– Не жидкий, а студенистый, батенька. Гелеобразный. Так, знаете ли, проще оказалось – видите, какой маленький получился? Изящный такой, аккуратненький… А делали бы из металла – получился бы шкаф размером со спортзал… Помните, какими были самые первые компьютеры?
– Боюсь, не имею возможности – я тогда еще не родился. Но вам лучше знать. А почему он в бокале для вина?
– А потому что бокалов для искусственного мозга наша стеклодувная промышленность пока что не производит, – развел руками профессор. – Ничего не поделаешь, батенька, пришлось работать с тем, что есть.
– Ладно, допустим. А можно… м-м-м… посмотреть его в действии? – пощелкал пальцами Эдуард Степанович.
– Конечно, батенька, смотрите. Он прямо сейчас в действии.
Главбез чуть приподнял брови. Гель в бокале выглядит точно так же, что и минуту назад. Ни малейшей активности.
Эдуард Степанович пристально вглядывался минуты две, но так и не заметил ничего хоть сколько- нибудь выдающегося.
– Профессор, а в чем выражается его… действие? – наконец спросил он. – Что он вообще делает?
– Как что? – удивился Гадюкин. – Это искусственный мозг, батенька, и делает он то, что и положено любому мозгу! Думает!
– Это само собой. Но о чем он думает?
– Да мне-то откуда знать, батенька? – пожал плечами профессор. – Сами понимаете, определить это затруднительно – телепатия антинаучна…
– Вот как? Профессор, а разве не вы в прошлом году занимались проектом «Мнемозина», пытались найти способ читать мысли?…
– Да, но я же его так и не нашел! – гневно засопел Гадюкин. – А это значит, что телепатия антинаучна. Иначе я бы ее непременно открыл!
– Хорошо, хорошо, профессор, как скажете. Но вы же понимаете – я не могу появиться перед президентом с этим студнем в бокале. Мне нужно что-то зримое…
– А это чем вам не зримое, батенька? – ласково пропел профессор, любуясь своим гелеобразным творением.
– Вы понимаете, что я имею в виду.
– Конечно, батенька, конечно… Само собой, проект «Мимир» еще нужно довести до ума…
– «Мимир»? – приподнял брови Эдуард Степанович. – А почему не из греческой мифологии?
– Там все подходящее уже занято. Вы, батенька, приходите еще через пару недель – мы тут все закончим…
– Аристарх Митрофаныч, не помешаю? – вошел Коростелев. – Каркас и манипулятор готовы, можно переходить к подстройке. Алфей Нодарович и Федор Александрович уже готовы – ждем только вас.
– Сию секунду, батенька, – потер пухлые ладошки Гадюкин. – А вы, батенька, ступайте, ступайте. Возвращайтесь еще через две недели…
Прошло еще две недели. Эдуард Степанович уже в третий раз переступил порог лаборатории Гадюкина. Там опять все переменилось – часть приборов исчезла, вместо них появились другие, а щелочью больше не пахло.
Только хлоркой, как и во всем институте. По невыясненным причинам этот запах витает во всех помещениях без исключения уже много лет. Завхоз воевал с ним, как с самым злейшим врагом, но до сих пор не сумел вытравить.
