которого предназначалось для пробивания сочленения доспехов, задумчиво постучал ногтем по лезвию.
– Почему бы вам не покинуть Медрен? – неожиданно обернувшись, бросил он, глядя ландграфу прямо в глаза.
– Мне? Медрен? Это невозможно!
– Почему? Вы боитесь остаться без поддержки? Но я обещаю вам поддержку, защиту и в конечном итоге престол Тельбии. Еще раз повторяю: те силы, что я, можно сказать, представляю, не привыкли бросать слова на ветер.
– Нет. Невозможно, – упрямо повторил ландграф. Допил вино. Снова налил. – Не спрашивайте меня почему, господин барон, но у меня такое чувство, что без Медрена я погибну. Сам город меня защищает. А стоит выехать… Как тогда в замке… Едва удалось удрать. Позор! – Вильяф грохнул пустой кувшин об пол.
– Город? За вас? Это в том смысле, что дома и стены помогают? – непонимающе проговорил Фальм.
– Да в каком хотите смысле, в таком и будет. Надо бы еще вина… Так вы точно отказываетесь, господин барон?
– Отказываюсь! – твердо отвечал барон. – И вам не…
В этот миг двери распахнулись. Фальм ожидал увидеть вытянутое лицо Пальо и подобострастные глаза-пуговки, но в залу вплыла дородная дама в болотно-зеленом платье, отделанном полосками бобрового меха и серебряной тесьмой. Ее волосы скрывал куаф,[29] выдержанный в более светлых тонах, нежели платье, а в чертах угадывались отголоски былой красоты. Увы, многие дамы из провинциальных дворянок в замужестве полнели, дурнели, прекращали следить за модой и через десяток, а то и меньше лет превращались в клуш-домоседок, вынуждая мужей искать любви на стороне. За руку дамы чинно держался худенький темноволосый мальчик лет двенадцати, одного взгляда на которого барону хватило, чтобы признать наследника Медренского графства. На фоне черного, сшитого из тонкого сукна камзола ярко выделялись покрытые серебряными накладками ножны короткого корда и плоский медальон на груди – старинная вещь, судя по затертости.
– Вы вновь злоупотребляете вином, ваша светлость?
Фальм, хоть сам не одобрял пристрастия ландграфа к вину, поморщился. Уж очень противным голосом обладала дама. А сварливости в нем с избытком хватило бы для полудюжины рыночных торговок.
Но граф Вильяф нисколько не смутился. Видно, привык к подобным спорам, выходя обычно из них победителем.
– Вас забыл спросить, сударыня! – Он с вызовом выпятил подбородок. – Похоже, вы совсем забыли о приличиях. Не поздоровались с гостем!
Дама сразу сникла. Куда только девался напор и решительность первой фразы? Она слегка присела, кланяясь барону. Фальм ответил острожным поклоном – не зная, на каком положении находится женщина при Медренском дворе, он не хотел переусердствовать с почтением, но боялся обидеть излишним высокомерием. Если это – жена графа, то почему их не представили друг другу раньше, сразу по приезде в Медрен? Довольно любопытно и дает пищу для размышлений.
– То-то же… – протянул ландграф. – Так бы сразу. Позвольте представить, господин барон. Это – моя супруга, мать моего сына. Графиня Тельма.
– Очень приятно, сударыня. – Фальм повторно поклонился. Теперь поклон был тщательно выверенной глубины. В самый раз для графини. – Я польщен оказанной мне честью.
– А это – мой гость, господин барон Фальм. Он из Итунии, – продолжал ландграф. – А это, господин барон, мой наследник. Халльберн.
Мальчик отрепетированным движением выставил ногу вперед, склонил голову. Бросил короткий взгляд на отца – все ли правильно? Вильяф кивнул.
– Прошу простить меня, господин барон. – Медренский приложил ладонь к груди. – Когда я в городе, то обычно посвящаю этот утренний час беседам с наследником. Вы не возражаете, если я вас оставлю?
Фальм не возражал. Да ландграф, похоже, и не нуждался в его согласии. Разве может гость диктовать свою волю хозяину? Подобное поведение против всяких правил.
Барон проводил взглядом удалявшуюся из залы графскую семью.
«Чем больше я узнаю его светлость, тем меньше его понимаю… – подумал он, проводя ногтем вдоль гравировки на лезвии двуручного меча, подвешенного на скобах немного ниже щита, украшенного гербом Медрена. – Город в осаде. На носу – штурм. А он занят воспитанием наследника. Хотя… Может, он прав?»
Тихонько скрипнув дверью, в залу проскользнула служанка. Бросая любопытные взгляды на барона, принялась собирать черепки в подол. Не красавица, но и не уродина. Самая обычная деревенская мордашка. Лет семнадцать на вид.
Фальм задумчиво отошел от стены с мечами. В два шага поравнялся с девушкой, сильными пальцам взял за подбородок, приподнял:
– Тебя как зовут, красавица?
Девчонка перепуганно моргнула. Пискнула:
– Лейна…
– Тебе говорили, что ты писаная красавица, Лейна? – Барон добавил в голос хрипотцы. Обычно она действовала безотказно.
Служанка зарделась, как маков цвет, опустила глаза.
– А скажи мне, Лейна, его светлость сильно жену и сына любит?
Девушка фыркнула:
– Да нисколечко!
– Да? А ты не лжешь мне?
– С чего бы мне врать, господин? Не любит он жену! Да это все в городе знают! Любой подтвердит!
– А и в самом деле… – Фальм отпустил подбородок служанки, но она продолжала стоять, завороженно глядя ему в лицо. – За что ее любить, графиню-то?
– Во-во! – радостно подхватил Лейна. – Корова толст… Ой! – Она испуганно зажала рот ладонью.
Барон рассмеялся. Ущипнул девушку за щеку.
– Не бойся. Я никому не скажу. Значит, супругу его светлость не любит. Терпит просто. Так?
Лейна кивнула.
– А сына?
– Тоже не любит! – уверенно произнесла девица.
– Не может быть! Наследник как-никак!
– Триединым клянусь!
– Да нет, не верю, – Фальм покачал головой. – Быть того не может.
– А вот и может!
– Нет, не может!
– Может, может, господин! Он с ним что ни день, то разговаривает, учит, видать, управлять! А не улыбнется никогда. И глаза пустые, холодные! Я все вижу!
– Вот оно как… – Барон задумчиво расправил ус.
