мешочек пшена в четверть кантара, немного сала, соль. Поверх всего уложили тяжко страдающего телом, но крепкого духом капитана дель Куэту.
Беглецов никто не задерживал. После ожесточенного сражения солдаты устали, бо2льшая часть офицеров и сержантов погибла… В общем, порядок в «Непобедимой» оставлял желать лучшего. На вторую ночь ездовой ушел по нужде и пропал. То ли зверь какой заел, то ли лихой человек надумал поживиться… Зато через три дня к их костру прибились Пигля и Вогля.
С тех пор так и путешествовали.
Капитан т’Жозмо скрипел зубами и время от времени терял сознание в телеге. Батя беззлобно ругал близнецов, обзывая их дезертирами. Дыкал хмурился и молчал, а Емсиль, с каждым днем все больше и больше удалявшийся от Барна, тосковал все сильнее и сильнее. Хотя, с другой стороны, за спасение раненого офицера ему полагалась если не награда, то прощение минувших провинностей. А вдруг удастся поступить в университет? Пусть не в Аксамале, так хоть в Браиле…
Небо над Тельбией к середине осени затянуло тяжелыми тучами. Дожди шли, не переставая, по три-четыре дня. Дороги начали потихоньку превращаться в потоки жидкой грязи. Батя давно уже предлагал ехать по траве, и, если бы не дремучие грабняки, сжимавшие обочины, никто бы ему и не подумал возражать.
А так – тащились и тащились, чавкая подошвами по раскисшей глине, то и дело спасая вязнущую телегу. Как сопля по свежей штукатурке, сказал Дыкал.
Задумавшись, Емсиль поскользнулся, едва не плюхнулся носом в лужу, но удержался на ногах, схватившись за бортик телеги. Выпрямляясь, он услышал недовольный возглас Бати, и тут же Дыкал с тревогой в голосе крикнул ему:
– Арбалет!
Барнец поднял голову.
По дороге навстречу их телеге двигалась колонна кентавров.
Степняки шли медленной рысью – большего не позволяла слякоть. Гнедые и рыжие, буланые и саврасые, пегие и мышастые. Несмотря на моросящий дождь, никакая одежда не покрывала торс человеческой части их тел, длинные волосы на голове блестели от влаги. Глаза-щелки смотрели из-под тяжелых надбровных дуг, широкие ноздри выдували пар.
Надо было, наверное, испугаться, но Емсиль почему-то подумал, что уже похолодало. Сильно похолодало, раз дыхание паром оборачивается.
– Арбалет… – свистящим шепотом повторил Дыкал.
– Ага! – Молодой человек кивнул, сунул руку в телегу, благо рост позволял, стоя на земле, ковыряться в грузе.
Возглавляли конелюдей два воина. Первый – пегий, с проседью в черной бороде. Его голову украшала расшитая бисером лента, за которой торчало перо. По виду – орлиное. Рядом с ним рысил степняк внешностью попроще и ростом пониже. Буланый. Шерсть на его груди перечеркивали несколько свежих – едва-едва заживших – шрамов.
Достать оружие барнец не успел.
Буланый кентавр поднял правую руку, показывая пустую ладонь.
– Мир вам! – провозгласил он хриплым голосом.
Его пегий спутник презрительно сморщил ноздри, но не вмешался.
– И вам здоровья и легких дорог! – отвечал Батя, сидящий на передке телеги, словно мокрая, взъерошенная птица.
– Дорога легка для того, кто идет по ней с чистой совестью! – Конечеловек остановился около левой из запряженных лошадок. Почесал ей морду, подсунув палец под нащечный ремень недоуздка.
– Дык… кто б спорил? – вышел вперед Дыкал. – Я не буду.
– Давно ли из Степи, почтенные? – вежливо и вместе с тем осторожно – не обидеть бы по незнанию – поинтересовался Батя.
– Давно! – надменно бросил пегий.
– Мы служили в армии Сасандры с самого начала тельбийской войны, – пояснил буланый.
– Дык… мы тоже, – криво усмехнулся сержант.
– Теперь, как я понял, не служите? – Отмеченный шрамами конечеловек проявлял изрядную догадливость и удивительное для этого племени понимание людей.
– Было б кому! – сплюнул Батя.
– Вы служили в пятой пехотной?
– Да. А что? – Седой сержант еще больше ссутулился, будто ожидая подвоха в невинном вопросе.
– Вы знали кого-нибудь из наемников? Из банды Кулака?
Батя покачал головой. Дыкал пожал плечами. Сказал неохотно, кивая на Емсиля:
– Дык… Вот он лейтенанта ихнего лечил. Коготка… дык.
– Не знаю такого… – Буланый озадаченно покрутил головой. – Я хочу знать о судьбе Антоло из Да-Вильи…
– Что? – охнул Емсиль, подаваясь вперед.
– Дык… дезертировал Антоло, – пробормотал сержант. – Еще месяц назад. Почти.
Он прищурившись посмотрел на кентавра, почесал затылок:
– Дык… сдается мне, почтеннейший, что я… дык… это… видал тебя уже.
– Я – Желтый Гром из клана Быстрой Реки, – пояснил конечеловек. – Я связан с Антоло из Да-Вильи долгом чести.
– Эх! – Емсиль махнул рукой. – Дядька Дыкал! Антоло был в банде Кулака. Видал я его, когда Коготка лечил.
– И не сказал никому? – нахмурился сержант.
– Конечно, не сказал. Ему же по закону военного времени…
– Вот и молодец, что не сказал! – Дыкал неожиданно улыбнулся. – Война войной, а дружба дружбой. – Он подмигнул Бате, который в ответ развел руками.
– Значит, он живой? – Кентавр подошел так близко, что барнец ощущал резкий запах мокрой шерсти.
– Дней семь назад точно был. До штурма Медрена. Сейчас – не скажу. Много людей погибло.
– У Антоло из Да-Вильи был мой амулет. – Желтый Гром наклонился к человеку. – Колдовство слабое. Я не шаман, я – воин. Но амулет дал мне знать, что Антоло в беде. Я должен вернуть долг чести.
– Честь нашего брата – наша честь! – громко выкрикнул пегий. Остальные кентавры одобрительно загудели, застучали наконечниками копий о щиты. – Мы или поможем другу нашего брата, или отомстим за него!
Снова крики и стук железа по обшитому кожей дереву.
– Рады бы… дык… помочь, но сами не знаем ничего… – Дыкал вздохнул. – Видать, не судьба.
– Ничего! – ответил Желтый Гром. Церемонно приложил ладонь к сердцу. Раскланялся. Отряд конелюдей взял с места в рысь, огибая с двух сторон телегу.
Емсиль насчитал двадцать пять пар – то есть пятьдесят кентавров. Когда колонна скрылась за пеленой дождя, Дыкал снова потер затылок:
– Непростой у тебя друг. Далеко… дык… пойдет. Помяни мое
