Вот оно что! А я и не догадался бы, пока огонь не припечет. Это точно. Мог ардан клячем двери подпереть и ночью, когда мы уснем покрепче, поджечь. Камешки-то всяко в огне не попортятся. А что мы попортимся, так ему наплевать.
А может, и не правы мы, подозревая траппера? У простых людей запрет на убийство в крови. Жизнь, поданную Сущим, они ценят. Это в больших городах народ звереет и в глотки друг другу вцепиться готов. За кусок послаще, за место потеплее, за ласку господскую.
— Устраивайтесь, — проговорил Сотник. — Ночью по очереди спать будем.
А что нам устраиваться? Долго на ночевку тот умащивается, у кого добра навалом. А с нашим скарбом — раз-два, и готово. Как гусь из сказки. Одно крыло подстелил, другим укрылся.
— В сено зарывайтесь, — посоветовал я Гелке и Мак Кехте. — Теплее будет. Ночами-то холодает.
Они послушно полезли на кипу душистой подсушенной травы. Да Гелке и не нужно особо советовать — ее отец каждую осень запас для коровы накашивал, всю сараюшку набивал. А вот благородной феанни ночевка на сеновале, пожалуй, в диковинку. Ничего. Может, еще хвастаться своими приключениями будет, когда ко двору Эохо Бекха попадет… Если попадет. Потому что от ее задумки пройти через людские земли аж до Озера по-прежнему попахивало безумием.
Я бросил плащ у подножия сенной горы. Сотник устраивался рядом. Расстилал добротную кожаную накидку, но дротик всё время находился у него под рукой. Вот, учись, Молчун, у настоящего воина. Опытного и закаленного.
Только хотел я посетовать, что хозяина нашего лучше всего за смертью посылать — сто лет проживешь, как дверь скрипнула, провернулась на ременных петлях, и на пороге возник ардан. Поставил на утрамбованный земляной пол объемистую суму.
— Перекладывайте себе. Про мешок мы уж точно не договаривались.
Это, надо думать, он Сотника подколол. Не переживай, перегрузим. Мой мешок уже который день пустой.
— Тютюнник?
— Держи. — Он протянул мне мешочек с кулак величиной. Ага, помирал бы без курева, столько не принес бы. Значит, запас у ардана преизрядный имеется. А потрепаться — себе, мол, не хватает — это всякий способен, чтоб цену набить.
— Я пересыплю.
— Давай, чего уж там. Кисеты у меня на елках не растут. — Меткий явно обрадовался.
— Ты иди. — Сотник прилег на плащ, вытянул ноги, но разуваться не спешил. — Утром вернем сумку.
— Ладно. — Ардан кивнул. — Вы, это, в сеннике чтоб не удумали курить. Не для того я, это, сено косил.
— Не бойся, не будем, — заверил Сотник. Ясное дело, не будем. Что ж мы, совсем чурбаки с глазами — сами себя сжечь.
Не успела дверь за арданом захлопнуться, как я трясущимися пальцами вытащил заветную трубку и принялся набивать ее.
— Пополам? — Нужно ж поделиться, мой спутник тоже без курева мучается.
— Годится. По три затяжки.
Вот и славно. А еда, сумка, сон подождут.
Глава 2
Никогда бы не подумал, что поражусь самому обычному пению петуха на рассвете. Казалось бы, ну что тут такого? Горластая, вредная птица. Хвост распустит и орет, сидя на плетне. А ведь как за душу взяло! Сколько лет я не слышал петушиного крика? Больше десяти лет. С той самой поры, как попал на Красную Лошадь. У нас домашнюю птицу не держали даже в «Развеселом рудокопе». Корову Гелкина мать доила, помню, а птицы не было. И я почти забыл, как оно бывает — вставать с петухами.
Зато здесь!
Петух с фактории Меткого превосходил голосиной всех слышанных мною ранее крикунов. Горлопан. Весь в хозяина. А может, и в хозяйку?
Я открыл глаза и потянулся с наслаждением. Ну и плевать, что полночи не спал — сторожил. Зато под крышей. Пещеры не в счет. А который день прошел с той поры, как мы с Гелкой оставили обжитой домишко? Подсчитаешь — закачаешься. Двадцать пять суток, если я не ошибся с определением времени под землей.
Сотник уже был на ногах. Свой черед сторожить он определил ближе к рассвету. Самое тяжелое время, когда сон одолевает.
— Утро хорошее, — кивнул он в сторону приоткрытых чуток дверей сенника. — Дождь перестал.
— Повезло.
Это правда, повезло нам. Вторая половина яблочника — время дождей. Если уж затянуло небо тучами, посыпали мелкие холодные капли, то надолго. Когда и до первых снегов с морозами. Впрочем, если учесть засушливое нынешнее лето, осень тоже стоит ждать не слишком дождливую. Что с урожаем будет?
Гелка и Мак Кехта просыпались, выбирались из завалов сена. Феанни недовольно кривилась, пальцами вычесывая из волос желтые травинки.
— Пошли к коням, — коротко бросил Сотник. Пошли так пошли.
Я подхватил на плечо изрядно потяжелевший мешок. Прижимистый мужик, конечно, Меткий, но запасец еды в дорогу немалый приволок. Половина оленьего окорока, рыбки сушеной вязку — хорошая рыба, мелкая, но жирная, янтарем отливает на солнце, четверть гарнца муки… Вот с мукой пожадничал. Точно. Но, с другой стороны посмотреть, у них тоже откуда ей взяться? У торговцев берут. Втридорога. С чего бы это раздавать направо и налево всяким бродягам? Ничего, протянем до Лесогорья.
От срубов тянуло легким дымком и свежеиспеченным хлебом. Сами еще говорят, с мукой плохо, а хлеб каждый день пекут. Трапперы, как и селяне: что ни спросишь — мало осталось, только для себя. А глубже копнешь — и там запасено, и тут припрятано. Что поделаешь, вековая привычка. Не перворожденные отберут, так бароны; не бароны, так лесные молодцы; не лесные молодцы, так от короля гвардия нагрянет. Вот народ и таится.
К огороже, за которой арданы держали выторгованных нами лошадей, первым подошел Глан. Следом Гелка со своим мешочком и вновь спрятавшая лицо Мак Кехта.
— Ой, боязно, — прикрыла ладошкой рот девка. — С какой стороны подходить-то?
Мне, признаться, те же мысли в голову полезли Ну не обучен я с лошадьми обращаться! Что тут по делаешь?
— Бона ваша сбруя. — Меткий высунулся из-за угла, разогнулся, переложил топор из руки в руку — видать, что-то обтесывал, почесал поясницу. — На жердину повешенная…
— Спасибо, хозяин. — Лишний раз вежливое обращение не помешает.
— А «спасибу» твою за пазуху не положишь, — не замедлил откликнуться он, — и в голодный год не сожрешь.
Чисто еж колючий. Не может без подначки, по-человечески.
— Ну, извини, Меткий. Ты уж достаточно, по-моему, в кошель нагреб. Тебе бы с фактории сматываться да в Фан-Белл. Всех купцов за пояс заткнешь.
— Кто на ком еще наварил…
