Знамение сотворить… Это понятно, это само собой. Против любой нечисти первейшее средство. Правда, Ендрек со скептицизмом, присущим просвещенному студиозусу Руттердахской академии – гордости всего образованного мира, – сомневался, что водяницам о чудесных свойствах Господнего знака что-либо известно.
Еще советовали окликнуть встреченного лохмача-лешака или его бабу, поздороваться в голос. Говорят, они звуков человеческого голоса не любят. Убегают в чащу.
А можно еще, глядя водянице в глаза, отступать, пятясь по своим следам, пока она не скроется из виду.
Поразмыслив, медикус нашел последнее средство самым приемлемым.
Затаив дыхание, чтобы, не приведи Господь, не выдать себя, он сделал шаг назад…
И тут же уперся спиной во что-то живое, теплое. В нос ударил резкий запах. Так пахнет цепной кобель, ежели его с мороза в дом запустить, в тепло. Под несмело протянутой ладонью оказалась жесткая колючая шерсть.
От ужаса парень оцепенел, не зная, как быть дальше.
«Поймали! Точно защекочут».
Он боялся пошевелиться, боялся оглянуться, боялся издать хоть звук.
Водяница, болтавшая ногой в воде, запрокинула голову и захохотала. Громко и, как показалось Ендреку, злорадно.
На мгновение он различил ее круглое лицо (или морду, как будет правильнее называть?), заросшее рыжеватой шерстью, узкие глазки-щелочки и проваленную переносицу, а потом весь белый свет для него сошелся на длинных, влажно поблескивающих клыках, не уступающих волчьим.
Что там еще говорилось в сказках?
Не людоеды ли они?
В это время сильные пальцы толкнули его в спину.
Парень, стремясь сохранить равновесие, сделал несколько быстрых шагов, но все же не удержался и упал на четвереньки.
– Отпустите… – проблеял он жалобно и слабо.
В ответ сзади раздался громкий хохот, потом невнятное «гугуканье», живо напомнившее пословицу: «Леший нем, но голосист». Первому голосу ответил второй.
Да сколько же их тут?..
С громким плеском, не таясь, рыжая водяница прыгнула в воду, вынырнула и в два гребка достигла берега.
Чьи-то руки, зажмурившему глаза от страха медикусу было все равно – чьи, дернули Ендрека за штаны.
Он вспомнил продолжение сказок о лешаках и водяницах: раздевают, дерут одежду в клочья, а неосторожного путника щекочут, пока он не помрет.
Заорав во весь голос, студиозус рванулся прочь.
Бежать!
Бежать как можно быстрее и дальше!
Как бы не так…
Его настигли играючи. Обросшая черной шерстью рука схватила за плечо, опрокинула, словно человек и не весил ничего.
– Гу! Гу-гу!!! Гы-ы-ы-ы… – урчала подоспевшая рыжая. Струйки воды сбегали по прядям ее волос.
Ендреку бросились в глаза длинные, обвислые, облепленные мокрой шерстью груди, свисающие едва ли не до колен…
«Mamma pendula», – машинально отметил проснувшийся в глубине сознания прилежный ученик и пытливый иследователь.
А потом все слилось в сплошном кошмаре.
С треском отлетел, лопаясь по шву, рукав добротной тарататки. Ладно! Не до жиру, быть бы живу! Спасемся – новую добудем!
Ендрек сопротивлялся с отчаяньем загнанной в угол крысы.
Проку было примерно столько же.
Рубаху разорвали по-живому, ночная прохлада липкими пальцами пробежалась по разгоряченному борьбой телу, а потом на ее месте парень ощутил втыкающиеся под ребра пальцы водяниц.
– Спаси, Господи!!! – истошно завизжал студиозус.
А в ответ услыхал все то же довольное «гугуканье».
Сильные пальцы с твердыми, счастье еще, что не острыми, когтями щекотали, тискали, щипали его.
Несчастный отбивался как мог. Кулаками, пятками, дрыгал головой, кричал что было мочи.
Бесполезно.
Сколько водяниц набросилось на него одновременно, Ендрек не знал. Да и знать не хотел. Иногда казалось, что по его телу блуждает десяток рук, а иногда – полсотни.
Вскоре сил сопротивляться уже не оставалось.
Ендрек, вконец обмякнув, вяло отбрыкивался, почти не поднимая рук. Только в судорожных спазмах дергались ребра и живот.
Еще в начале пытки, когда способность связно мыслить не оставила его, студиозус пытался притвориться мертвым. Думал – потеряют интерес и отстанут. Как бы не так! Противные твари словно имели определенную цель – замучить человека насмерть.
Если так, то их замысел вполне мог увенчаться успехом…
Посторонних звуков, отличных от хихиканья и хриплых «гу-гу», Ендрек сперва не расслышал. А потом одна из водяниц заверещала, как пришибленная сапогом собачонка, высоко подпрыгнула и рухнула, придавив человека немалым весом.
Студиозус задохнулся, оттолкнул проклятую руками и почувствовал на ладони влагу.
Вслед за этим до его слуха донесся крик:
– Бей-убивай! Во имя Господа!!!
Заржал конь.
Щелкнул арбалет. Следом еще. И еще.
Водяницы молча, двумя – все-таки трое их было, не больше, – стремительными тенями рванулись к темнеющему неподалеку краю леса. Третья лежала, придавив Ендрека поперек туловища, неподвижная и безжизненная…
– Бей-убивай!!
Наискось через поляну пронеслись силуэты нескольких всадников. Темные тени. Только холодно поблескивали, отражая лунные лучи, занесенные над головами сабли.
– Благодарю тебя, Господи! – одними губами – сорванное горло отказывалось служить – воззвал Ендрек, воздев очи к звездному небу.
Внезапно к запаху псины от мертвой водяницы примешался пряный аромат конского пота.
Студиозус выпучил глаза.
Нависший над ним всадник отличался тонкими чертами лица, носил элегантно подкрученные темные усики, шапку с павлиньим пером и оторочкой из меха седого
