НЕДОРЫЦАРЬ
Очевидно, комната, доставшаяся Олешеку и Годимиру, была в недалеком прошлом кладовой. Во-первых, близость к замковой кухне, а во-вторых, стойкий, въевшийся, казалось, не только в бревенчатые стены, но даже в глинобитный пол, аромат копченостей.
Наверное, ни король Доброжир, ни его каштелян пан Божидар не ожидали особого наплыва гостей. Ну, турнир и турнир… Мало ли объявляется турниров в Заречье? Именитые рыцари с ног собьются, если будут стараться на каждый поспеть. А уж в затрапезные Ошмяны, притулившиеся едва ли не у подножья Запретных гор, и подавно очень мало найдется желающих отправиться. А вот поди ж ты! Сыскались! Из подслушанного на лестнице разговора Годимир понял, что преломить копья в честь королевны Аделии, а также побороться за право присвоить руку и сердце дочери Доброжира, съехалась едва ли не полторы дюжины рыцарей. В том числе и пан Стойгнев герба Ланцюг из Ломчаевки, что в Бытковском воеводстве Хоробровского королевства, и король Желеслав из соседнего с Ошмянами Островца, и широко известный рыцарь Криштоф герба Черный Качур из Белян, и малоизвестный королевич Иржи из Пищеца, что на левом берегу Словечны стоит. Не говоря уже о пане Тишило, который за королевнами никогда в жизни не гонялся, но без хорошей драки и седмицы прожить не в состоянии, и самом Годимире герба Косой Крест в компании со шпильманом из Мариенберга.
Вот и освобождали почем зря кладовые, чуланы, приклетки под комнаты для дорогих гостей. Ну, понятное дело, для тех, кто приехал позже других. Первым-то места хватило.
Скорее всего, и запасы из этой кладовки вытащили куда-нибудь, а то и съели уже на пирах, а в комнату затащили два сундука, застелили их меховыми одеялами — вот и готовы места для отдыха и сна.
Годимир так расстроился, что даже не попытался ущипнуть пухленькую служанку, притащившую медный таз и кувшин с горячей водой. Он рухнул на ближайший сундук прямо как был — в пыльных сапогах — и закрыл глаза. Щекочущий ноздри запах тут же нарисовал связки окороков и грудинок, лещей и угрей, плотвы и семги. Он сглотнул слюну. Эх, вкуснотища-то какая…
— Ну, ты даешь, пан рыцарь! — Олешек плюхнулся на свой сундук так, что жалобно скрипнула крышка. — Или как тебя теперь называть, коль выяснилось, что ты никакой не рыцарь?
— Зови просто Годимиром.
— И все?
— Что — «все»?
— Все, что ты сказать хочешь?
— Тебе мало рассказов Стойгнева?
— А он ничего не рассказывал!
— И что с того?
— Как это что?! — Шпильман от расстройства дернул струны на цистре. Прислушался. Прихлопнул их ладонью, заглушая резкий звук. — Между прочим, это и меня касается — рыцарь ты или нет. Может помнишь, ты меня оруженосцем нанимал.
— Как нанимал, так и отпустил.
— Но я же не ушел.
— А это уже не моя забота. Сам виноват.
— Что значит — виноват? — вспыхнул Олешек.
— Ну, не виноват, — легко согласился словинец. — Чего ты от меня хочешь?
— Правду хочу знать.
— Правду? Правду… — Годимир перевернулся на бок. Лицом к стенке. — Правда, она такая бывает, что многие вранье предпочитают.
— Но не я! — Шпильман порывисто вскочил, взмахнул инструментом. — Не я!!! Слышишь? — Он внезапно замолчал, удивленно оглядел цистру, которая жалобно звенела в его руках, отложил ее в сторону. Повторил с нажимом: — Я хочу знать правду. И я должен ее знать.
— Это еще почему? — буркнул Годимир.
— Потому, что я твой друг, — вдруг просто и безыскусно заявил музыкант. — А друзей обманывать — подло.
Он произнес это как-то совершенно по-детски. На мгновение словинцу показалось, что за его спиной стоит не скорый на едкое слово шпильман по прозвищу Острый Язык, а обиженный мальчишка, которому пообещали новые санки ко Дню рождения Господа, да не подарили. Того и гляди расплачется. Словинец прикусил язык и рвавшееся на волю: «Какой же ты друг?» так и осталось невысказанным. Ведь это было бы самой черной неблагодарностью. Ляпнув такое, можно перестать себя считать не только рыцарем, но и просто человеком. Ведь не за деньги же, в конце концов, ехал с ним Олешек! Ничего он ему не заплатил, да и неизвестно, заплатит ли когда-нибудь за службу. Любой другой сбежал бы давно, а шпильман едет. Не бросил его, когда камень, пущенный дружинником Желеслава, едва не выбил из глупой рыцарской головы последние мозги. Вернулся, привел в чувство, после помогал идти. Готов был ругаться со стражниками островецкого короля, когда те обвинили Годимира в исчезновении Пархима. Пошел плечом к плечу к шатру пана Тишило, вызывать того на бой. И после не оставил. Неизвестно еще, не он ли уговорил полещуцкого пана, открыто заявляющего про свою нелюбовь к уроженцам Хоробровского королевства, взять с собой побитого противника.
Пожалуй, Олешек действительно имеет право знать правду.
Годимир резко повернулся и сел. Свесил ноги с сундука.
— Ты хочешь знать правду?
— Да. Хочу! — с вызовом заявил шпильман.
— Всю правду обо мне?
— Ну, не всю… — замялся певец. — Вся-то мне, может, и без надобности, но почему пан в черной суркотте… Как его там?..
— Пан Стойгнев герба Ланцюг.
— Вот-вот. Почему пан Стойгнев сказал, что ты не рыцарь. И ты не посмел… Ведь не посмел, да? Не посмел возразить. А значит…
— А значит, я — не рыцарь, — внезапно севшим голосом проговорил Годимир. — Ну, то есть… Как бы тебе объяснить…
— Да говори, как есть. Там разберемся. — Олешек улыбнулся едва ли не с сочувствием.
И Годимир начал рассказывать.
Говорил он долго — ведь пришлось начать с самого начала.
С того дня, когда в погожий летний день шестьсот шестьдесят четвертого года от Дня рождения Господа в семье небогатого, но именитого пана рыцаря Ладибора герба Косой Крест, владельца Чечевичей и прилегающих угодий, родился третий сын, которого нарекли Годимиром. Уродился мальчишка крепким, горластым, ел за троих и быстро рос. Но судьба его была предопределена с самого рождения.
Согласно древнему праву майората[34] Чечевичи и панский маеток после смерти пана Ладибора должны были перейти в собственность Ниномысла — первенца и, чего греха таить, любимца пожилого рыцаря.
Средний сын — Жемовит — собирался отправиться в Бытков, ко двору местных князей, старинного и славноизвестного рода Кривоносов. Ясное дело, не штаны в науках протирать и не мешки с мукой в амбаре подсчитывать, а в войско. Ловкий да смышленый юноша, даже если не случится какой-нито завалящей войны — будь то с внешним врагом или междоусобицы, сумеет быстро получить пояс и шпоры, а после станет полусотенным или сотенным командиром в княжьей дружине, дальше как повезет. Можно стать мечником в прибыльном городке, каштеляном крупного замка, а то и подскарбием в самом Быткове, при княжеском дворе.
Ну, а перед младшеньким тоже пути открыты. Хочешь, отправляйся искать
