ночь, повел плечами. — Мы… это… хотим знать, где есть… это… пещера драконья…
— Зачем? — непритворно удивился словинец.
— Дык золото! — выкрикнул хрипатый, за что получил по затылку от Пегаша.
— О-хо-хонюшки… — протянул Сбылют, укоризненно покачав головой. — Молодежь, молодежь… Никакого… это… терпения…
— Нет золота, — твердо проговорил Годимир.
— И пещеры, может, нетути? — хитро прищурился старик.
— Пещера есть. А золота нету. А вам, поселяне, за самоуправство так влетит от пана Божидара…
Мужики захохотали. Все, кроме старосты. Пегаш даже слезы утирать принялся.
Ярош снова плюнул и отвернулся.
— Вы это что?! — закипая, вскричал рыцарь.
— Эх, паныч, паныч, — едва ли не ласково произнес Сбылют. — Нам же пан Божидар… это… на тебя и указал.
— Как?!
— Ну… это… не сам, поди. Жамок сказывал…
Жамок? Годимир напряг память. Ах, да! Особо и напрягать не пришлось. Один из стражников Божидара, что был у пещеры.
— Все едино связывать меня не имеете права! Не по чину кметям на рыцаря руку поднимать!
Кулак Юшки вяло ткнулся ему в затылок. Годимир прикусил язык, замолк, но попытался вскочить. Ладони того же хрипатого мужика уперлись ему в плечи, вернули обратно.
— Сиди! Резвый…
— Ярош! — воскликнул словинец. — Что тут творится?
Разбойник гордо отвернулся. Промолчал, всем видом показывая, что не из тех, кто так быстро обиды прощает. Ну и леший с тобой!
— Ты… это… сиди ужо… — вместо Яроша заговорил Сбылют. — Не трепыхайся. Никакой ты… это… не рыцарь. Так… видимость одна. Вона, Пегаш завтра на утречко… это… меч твой нацепит, так его… это… тоже рыцарем величать и в ножки кланяться?
— Да как ты смеешь!
— Тю! А кто мне воспретит-то?
— Я пан в двенадцатом поколении!
— Пан… — насмешливо протянул старик. — Паны чем кметей… это… завсегда пугают? А тем, что завсегда… это… друг за дружку. Меч нацепил, на коня… это… вскочил и давай мужичье топтать-сечь… А коли кмети его на вилы, так… это… прочие паны понаедут, деревню спалят… Так или нет?
— Ну так, — вынужденно согласился Годимир, не понимая, к чему дед клонит.
— Ото ж… А ты… это… паныч ты али не паныч, а так, погулять вышел… сам по себе. Уяснил?
— Нет! — Рыцарь попытался вырваться, крутнулся на месте, подсекая Юшку ногой. Кметь упал, но плеча Годимира не выпустил. Словинец трепыхнулся выброшенной на берег щукой, угодил локтем (жаль, что прикрученным к туловищу) мужику в живот, придавил его к земле, дернулся еще раз и, нависая над бородатым лицом с выпученными от неожиданности глазами, ударил его лбом в нос. Еще! И еще раз!
— Ишь охальник! — задребезжал Сбылют. — А ну, мужики!..
Тяжелый опорок врезался рыцарю в бок — прямо в больное ребро.
Годимир квакнул, словно огромная лягуха, и откатился в сторону. Новый удар угодил в скулу. Из глаз брызнули искры. Окажись рядом стог сена — все, сгорел бы до серого пепла.
Кто-то угодил ему в бедро — скорее всего, целил промеж ног. Второй попал между лопаток — аж дух занялся.
Молодой человек скорчился, стараясь защитить живот ногами и уткнуть в колени лицо.
Огненной вспышкой взорвалось правое ухо.
Опять ребра.
Плечо.
Снова ребра…
Да что ж они, нарочно, что ли?
— Бейте его, мужики, бейте! — орал Юшка. Теперь он не только хрипел, но и гундосил.
«Так тебе, сволочь, песья кровь, и надо!»
— Хватит! Довольно ужо! — Это староста. Хоть один разумный человек среди кметей нашелся. Хоть и гад, каких поискать, а все ж разумный…
Град ударов, сыпавшийся на Годимира со всех сторон, ослабел и вскоре вовсе прекратился. Могучая лапища — очевидно, Пегаша — подхватила его за шкирку, как месячного щенка, и бросил к срубу. Рядом с Ярошем.
Рыцарь перевел дух. Потрогал языком передний зуб. Пока что сидит на месте, но шатается. Эх, освободить бы руки, дотянуться до меча, пропали бы Гнилушки. По бревнышку, по колышку…
Он открыл глаза.
Кмети молча топились напротив. Дышали они тяжело. Скорее, не от усталости, от азарта — как охотничьи псы, травящие оленя.
Юшка, сидя на земле, пускал розовые пузыри, отражавшие пламя костра, и тихонько подвывал. Сбылют стоял над ним, увлеченно разглядывая нос мужика.
— Сломал! Это… во дает паныч! Сломал, как есть! — едва ли не радостно воскликнул старик.
Толпа угрожающе загудела, придвинулась к колодцу.
— Куды?! Ужо я вам! Молодежь! А ну… это… все взад!
Годимир слизнул кровь с разбитой губы, сплюнул густой тяжелой слюной. От колодца издевательски тянуло свежестью. Водички бы…
Все тот же Сбылют приблизился, сурово оглядел связанных:
— Это… последний раз спрашиваю, золото… это… драконье где?
— С чего ты взял, что от нас про золото дознаться можно? — устало проговорил Годимир.
— Так… это… Дорофей трепал… это… по пьяни.
— Бортник, что ли?
— Ну да. Дорофей… это.
— А где ж он сам? Пускай в глаза нам повторит. — Годимир вспомнил, какую Ярош обещал бортнику расправу в случае, если тот проговорится. «Под землей найду и на краю земли найду! И кишки вокруг дерева обмотаю…» Признаться честно, рыцарю захотелось поучаствовать. Если не самому мотать кишки, то хотя бы придержать болтуна во время наказания.
— А нетути. Это… убег.
— Убег? Так, может, понял, что набрехал по пьяному делу, и испугался? Оттого и убег.
— О-хо-хонюшки… — вздохнул старик. — Нам-то чо за дело, отчего… это… Дорофей убег? Нам чо надо? Чтоб… это… ты… или… это… душегубец энтот к золоту дорогу показали.
