Сыскарь задумалась ненадолго. Сказала:
— Вот почему Божидар… Ладно. Не будем. Божидар Божидаром, а Олешек Олешеком. Могу тебя успокоить, пан рыцарь, в политических интригах твой друг не замешан.
— Друг? После того, что он мне наговорил?
— А ты считаешь, что дружба может разлететься вдребезги от неосторожного слова, брошенного в запале?
— Не знаю… — замялся словинец.
— Или мне показалось, что промеж вами дружба?
— Да нет… То есть… Ну, не знаю…
— Ладно, пан рыцарь. С Олешеком будешь сам разбираться. Ты ж в Ошмяны нацелился, верно?
— Ну, да.
— Вот и хорошо. Там и поговорите. Только не слишком-то с попреками. Письма я у него нашла. Но политики в них, как в клюкве сладости.
— Правда?
— Правда. Зато воздыханий приторных хоть пруд пруди. При встрече намекни ему, что Олешеку из Мариенберга, которого Острым Языком кличут, стыдно такую пошлятину возить. Да еще где!
— Где? — воскликнул Годимир.
— От кого письма? — одновременно с ним спросила королевна.
— От кого — это не моя тайна, твое высочество. И к кому — тоже. Могу тебя успокоить — не к тебе. — Количества яда в голосе Велины хватило бы, чтобы отравить половину Оресы — от верховий до впадения в нее Словечны, к примеру. — А «где»… Угадай, пан рыцарь.
Годимир задумался.
— Подкладка?
— Нет.
— За голенищем… Постой, постой! Тоже не может быть. Нашли бы, когда в Ошмянах под замок сажали. В ладанке?
— А у него есть ладанка?
— Не знаю. Наверное, нет.
— Тогда думай.
— Хватит. Не хочу больше.
— Зря. А мне было бы интересно проверить…
— Сказал — не хочу! Я же не сыскарь, а странствующий рыцарь. Мое дело — мечом махать, а думать — задачка для других, более умных.
Велина покачала головой:
— Обиделся? Ладно. Раз ты такой обидчивый, пан рыцарь… Он прятал письма в цистре.
— Что? — Годимир словно обухом по голове получил. Даже почудились звездочки перед глазами. — Как?
— Тебе даже в ум не приходило?
— Ну… Я не знаю… Это же цистра!
— Выходит, пан рыцарь, ты больше шпильман, чем сам Олешек Острый Язык. Ты помнишь, как он над ней трясся?
— Помню. Ну… Так я и сам трясся бы, если бы…
— Если бы она была твоя?
— Да. Но… Он же мне ее отдал, когда его по навету Иржи в буцегарню[31] упрятали!
— Да? Не знала. Наверное, это для того, чтоб в случае чего поклясться именем Господа — ничего у меня нет, никаких писем.
— Хитер шпильман! А как же ты нашла?
— Я — сыскарь, — гордо расправила плечи Велина. — Нас учат не только следить и драться, но и думать. Если бы он письма в одежде прятал, то пан Божидар ими уж больше седмицы как завладел бы. Так?
— Ну… Так.
— Вот я и решила цистру проверить. Ночью взяла…
— Ты хоть ее не… — Рыцарь не решился произнести страшное слово «сломала», но, тем не менее, девушка его поняла.
— Нет. Я осторожно, — она проделала неопределенный жест ладонью, будто сметаны из крынки зачерпнула. — Просмотрела и обратно засунула. Пусть везет. Разумеется, после того, как его Божидар отпустит.
— Ясно.
— И последний твой вопрос, пан рыцарь. Как я вас нашла?
— Да чего уж там. Для настоящего сыскаря…
— Это ты зря, пан рыцарь. Слишком ты высокого мнения о сыскарях.
— Да по следу и Ярош бы нас в два счета разыскал.
— Да? — Велина хитро прищурилась и Годимир вдруг понял, что сморозил глупость. Она шла не по следам, а навстречу им. Из Ошмян. Значит, точно знала, куда они выйдут, где заночуют. Но откуда? Как человек может предвидеть будущее, если только он не… Если только он не чародей.
Видно, о том же подумала и Аделия. Она спросила напрямую, без обиняков:
— Ты — колдунья?
Сыскарь сморщилась, словно аромат выгребной ямы ноздрями втянула:
— Я — нет. А вот кое-кто из ваших знакомых…
— Откуда ты знаешь? — дернулась королевна.
— А что, пан Божидар не скрывается?
— Божидар? — открыла рот Аделия.
— Как Божидар? — охнул рыцарь.
— А вы о ком подумали? — Велина смотрела пристально, словно пытаясь подловить на обмане.
— Да так… — в один голос заявили Годимир и королевна. — Ошиблись…
— Ладно, замнем. Хотя что-то мне подсказывает, что вы так и норовите меня надуть.
— Так что там о Божидаре? — Рыцарь постарался направить разговор в более выгодное для него русло.
— На. Гляди… — Сыскарь протянула вперед руку и раскрыла ладонь. Годимир увидел небольшую — в два вершка — серебряную стрелку. Довольно изящно выкована. Посредине древка — проушина, в которую продета тоненькая, серебряная же, цепочка.
— И что это? — удивился молодой человек. — Игрушка какая-то… — И вдруг хлопнул себя по лбу. — Точно! Иржи говорил! Ему Божидар хвастался серебряной стрелкой, которая всегда на меня показывает!
— А ты уже встречался с Иржи? — Велина глянула на Годимира почти с уважением. — Помнится, он не один был.
— Я заметил, — усмехнулся рыцарь. — Трое их было, не считая слуг. Ну, мне Ярош помог.
— Кстати, где он? Или вы разругались?
— После объясню, — отмахнулся словинец. — Так значит, это та самая
