проникновенно. — Так я напомню…
— Нет нужды! — ухмыльнулся стражник, показывая крепкие, широкие — прямо лошадям на зависть — зубы. — Я тебя помню, рыцарь недоделанный. Из этих, как их, Чюхчевичей сраных… Ты б разворачивал оглобли, ососок, и за Оресу! Да поспешай, а то как бы не помогли…
Жамок скривился, сплюнул, вытер усы о плечо.
Кровь прилила к щекам Годимира. Правая ладно против воли обхватила рукоять меча.
«Ну, курва твоя мать, сейчас я вам устрою…»
— Погоди, — остановила его Аделия. — Меч оставь на крайний случай…
Она сунула руку за пазуху и вытащила на свет Господний черную стрелу. Высоко подняла ее над головой. Огляделась.
От слободы оружейников потихоньку-полегоньку подтягивались покончившие с работой — солнце уже касалось окоема — мастера и подмастерья. Опасливо выглядывала из-за плетней любопытствующая ребятня. Стояли, уперев руки в округлые бока, бабы.
— Заречане! Верноподданные ошмяничи! Знаком вам этот знак?
Толпа нестройно загудела.
— Смотрите! Смотрите внимательно! Эту стрелу прислал нам король Кремень Беспалый из Ломышей. Прислал в надежде на скорую и бескорыстную помощь! Прислал, памятуя о старинной правде! А эти псы… Да что псы? Крысы поганые! Они не пускают меня в город!
Ремесленники и их домочадцы загудели громче. Послышалось несколько неодобрительных выкриков.
— А вы меня узнали, ошмяничи? — продолжала девушка. — Узнали или нет, говорю?
— А то как же! — визгливо вскрикнула румяная молодка в расшитой цветными нитками кацавейке, поневе и объемистом, белом очипке[36] и ткнула стоящего рядом с ней здоровяка с припаленной бородищей до середины груди и следами сажи на лбу и щеках.
— Узнаем, знамо дело! — пробасил, встрепенувшись паленый бородач. — Ты, панна… это… королевна наша. Ее высочество Аделия. Во как!
— С возвращеньицем! — довольно ехидно, на взгляд Годимира, провозгласила носатая старуха из-за ближнего плетня, увешанного горшками и кувшинами.
— Твоими молитвами, — в тон ей отозвалась Аделия.
По толпе прокатился смех. Видно, бабку знали все и особой любви к ней не испытывали.
— Слышали? — Королевна вновь повернулась к стражникам. — Люди меня узнали… А вы что же? Или чье-то злато-серебро очи застит?
Трое или четверо стражников отвели глаза, но прочие продолжали упорно смотреть прямо перед собой, крепко сжимая древки гизарм. Жамок, ухмыляясь во весь рот, выплюнул:
— А кто тебя знает, панянка? Энтот недорыцарь разок уже нашел себе королевну…
— Я рыцарь в двенадцатом колене! — возмутился Годимир. — А тебя, кметь немытый, я как колбасу нарежу!
— В заднице не кругло! — ощерился стражник. — Это тебе не трупаки драконьи кромсать!
— Стражники! — возвысила голос Аделия. — На чьей вы стороне? Кто вам приказал меня не впускать? В мой город не впускать?!
— Шла бы ты, панянка, куда шла!
— А я туда иду! — Девушка ткнула стрелой в сторону возвышающегося над городом королевского замка.
— А туда — засть! Не положено!
— Кем не положено? — Годимир подтолкнул игреневого еще ближе.
— Да не твое собачье дело! Пошел прочь, пока палкой не погнали! Ублюдок! — Жамок замахнулся гизармой. — Отрыщ[37]!
— Ты, никак, из борзятников в стражу перешел? — Рыцарь спешился, хлопнул коня ладонью по крупу, отгоняя в сторону. Хороший конь, чудесный просто, зачем на острия его бросать?
— Да уж не из задницы, как ты, вылез, недоделок! Езжай в свои Зачухчевичи! Пущай тятька с мамкой тебя доделают…
Годимир молча вытащил меч из ножен, отстегнул перевязь, отбросил ее, держа оружие в Ключе, шагнул на мостик.
— Задай им, пан рыцарь, задай! — звонко выкрикнул кто-то в толпе слобожан.
— Полскойца на рыцаря! — поддержал его низкий басовитый голос.
— Один против десятка? Скойц на Жамка! — возразил другой, сиплый, как с перепоя.
Словинец заставил себя не слышать их. Еще не хватало отвлекаться на чернь! Бой — дело святое. Идти на него нужно, отринув такие чувства, как гнев, азарт, страх. Побеждает холодная голова, не отягощенная посторонними мыслями. Только ты и они. Только хищно поблескивающие жала гизарм и меч, приятно холодящий сгиб локтя через рукав.
Бревнышки, из которых был сложен мост, слегка играли под ногой. Подновить бы… Жадничает король Доброжир…
Не отвлекаться!
Один шаг.
Второй.
Третий.
Жамок сжал губы до белизны. Вместе с черными усами — жутковатая маска. Хоть на ярмарочной площади показывай вместе с бородатыми женщинами и карликами из Басурмани…
Не отвлекаться, пан Годимир герба Косой Крест!
Еще шаг!
Соберись. Даже если это будет твой последний бой, нужно показать им, что такое истинный хоробровский рыцарь.
Ну же!
Двенадцать поколений славных предков смотрят на тебя!
Когда до рогатки оставалось три шага, Годимир прыгнул вперед. Ударил косо снизу вверх, отбрасывая наконечник гизармы рябоватого стражника вправо и вверх. Возвратным ударом сбил вниз оружие оказавшегося слева воина, не перерубил, но сломал древко, ударив о рогатку.
Острое как шило острие метнулось к нему, целя в бок.
Все верно. Кольчуга от гизармы не спасает. Пройдет между кольцами и откуда родом не спросит…
Годимир успел отклонить удар крестовиной меча. Прыгнул через рогатку, задохнувшись от боли в сломанном и так и не успевшем зажить ребре.
— Сучий сын!
Это, кажется, Жамок. Где ж он, сволочь сиволапая?!
Рыцарь из подвешенной стойки взмахнул мечом.
Кажется, зацепил кого-то.
Крутанул клинок над головой.
Он никого не хотел убивать. Ну, разве что Жамка, которого считал зачинщиком… А с остальных какой спрос? Просто разогнать, очистить путь для Аделии в родительский замок. А уж там разобраться, кто прав, кто виноват. Чей приказ исполняли стражники…
