просто отвратительно, но Николай был прав – лучше вот такой нож, нежели полное отсутствие усилителей Мастерства.
– Вернемся домой, – приговаривал Дмитрий, срезая портянку с ноги, – куплю себе швейцарский складной ножик с дюжиной лезвий. И чтобы среди них обязательно нашлось шило. Будь у меня здесь хорошее сапожное шило, замку бы не поздоровилось. Эх, знал бы куда падать…
Освободившись от сапога и портянки, Дмитрий повторно изучил расположение зубцов и пришел к выводу, что могло быть и хуже. А так даже ахилл не задет – сплошное везение и гримаса фортуны.
Для того чтобы вытащить ногу из капкана, пришлось вспомнить полузабытые школьные уроки по управлению собственным телом. Вряд ли кто-либо, помимо «психа», мог бы так вывернуть ступню, как Дмитрий, – разве что йог, если на секунду забыть, что йоги тоже практикуют некую разновидность Мастерства.
Разумеется, без проблем не обошлось. Чтобы освободиться, пришлось добровольно проделать в ноге длинную царапину, немедленно распухшую и набухшую кровью.
– Достойная расплата за глупость, – вынес себе приговор комиссар, раздумывая, как же теперь он будет передвигаться – на раненой ноге, босиком.
И хотя в Калифорнии в феврале уже весна, со дня на день зацветут мимозы, для прогулок без обуви время не настало. Допрыгав до злополучной ограды, Дмитрий перебрался через нее, осторожно спустился на землю и прикинул расстояние до маяка. Метров пятьсот по прямой, около восьми сотен в обход – по тем местам, где раненая нога не подведет, а открытые места не выдадут посторонним. Интересно, где сейчас Мэтт: побежал спасаться по заранее разведанному пути, вернулся тайком к маяку или же решил сначала вызвать подмогу?
Идти, не опираясь на раненую ногу, да еще босиком было почти невозможно. Вокруг располагались столь богатые залежи грязи, что одного только акра с лихвой хватило бы на небольшое европейское государство в дни ненастья. Пара неверных шагов – и грязь попадает в рану. Пришлось снимать второй сапог, искать в карманах носовой платок, делать из него, в сочетании с портянкой, импровизированную повязку-мокасин.
Выстрел со стороны маяка раздался тогда, когда Дмитрий поправлял развязавшуюся и сползшую повязку в юбилейный десятый раз.
Единственный выстрел и тишина. Сосчитав про себя до десяти, Ледянников отбросил в сторону страхи и беспокойство за товарищей. Их ведь двое, а значит, оба живы. Если бы одного застрелили, второй обязательно использовал бы пистолет, чтобы отомстить, и выстрелов было бы не в пример больше. Но, черт возьми, что там происходит?
Произведя простейшие математические подсчеты, Дмитрий пришел к выводу, что в момент прибытия к маяку повязка развяжется еще двадцать с чем-то раз. Этак он приползет слишком поздно, безо всякой пользы для дела. Идея пришла в голову как-то незаметно, будто сама собой. Проверив, насколько плотно сидит за поясом пистолет, плотно ли закручена крышка от использованной во время дезинфекции фляжки с русской водкой, Дмитрий поплевал на ладони, перекрестился на всякий случай и зашагал к маяку намного быстрее, чем минуту назад. Шел он привычным для каждого архиповского ученика способом – на руках.
Если бы дверь в домик смотрителя открывалась внутрь, напарник вышиб бы ее ударом ноги. А так петли только взвизгнули, будто протестуя против столь варварского обращения, но на этом и успокоились. Уже через секунду на пороге появился Дмитрий, с растрепанной прической, в одном сапоге и с пистолетом в руке. Все его Намерения говорили о большом волнении, перенесенном не так давно фиаско с Мэттом и о беспокойстве из-за отсутствия в поле видимости Алексея.
– Алекс сел в какой-то гидроплан и уехал, – поспешил пояснить я, пока Ледянников по незнанию не испортил впечатления, произведенного на смотрителя моими манерами и отговорками. – Его нанял для работы… эээ… тот самый господин…
Не мог же я в присутствии смотрителя назвать имя Немо. Да, под этим псевдонимом капитан субмарины фигурировал только среди комиссаров, но даже такое упоминание сказало бы смотрителю, что подлинного имени Немо мы не знаем. Совершенно лишняя информация, на мой взгляд, ведь Дмитрий тоже читал мои Намерения и понял все с полуслова Только о том, как выглядит гидроплан, напарник тоже не имел никакого представления.
– Познакомь меня с этим человеком.
Ледянников неожиданно напрягся, подпрыгнул раз, другой, третий… допрыгал на одной ноге до диванчика и уселся по соседству с моим пленником. Только сейчас я увидел, что вторая нога напарника обвязана окровавленной портянкой.
– На самом деле мне его имя еще неизвестно. Я ждал твоего возвращения, чтобы выслушать от него несколько интересных вещей, а потому был не слишком вежлив. Мне очень жаль, – признался я, безуспешно выгоняя из головы панические оттенки тревоги. Дима ранен? Но как? И, главное, кто?
Без меча рассеять Намерение не получилось. На такой трюк и не каждый мастер способен, но попытаться стоило, потому что лицо Дмитрия тут же искривилось от боли. Очевидно, мои тревоги как-то воздействовали на психотехническую анестезию, позволили нервным клеткам ноги донести свои ощущения до клеток мозга.
Обмен взглядами и сквозное подключение к Намерениям друг друга иногда способны заменить полноценное совещание. Смотритель только и успел поднять голову, а мы уже знали, как вести себя дальше.
Заставить этого труса говорить оказалось намного легче, чем заставить его заткнуться. Разумеется, я оказался прав – никто и не думал посвящать смотрителя в серьезные тайны. Более того, после его рассказа я стал подозревать, что на это место специально искали вот такого человека – глупого, исполнительного, запуганного и без способностей к Мастерству. Однако Немо с революционерами совершенно не учли, что такие не слишком сообразительные люди отличаются недюжинной памятью. Наверное, природа подобным образом компенсирует изъяны в интеллекте.
Работая связистом, смотритель пропустил через себя столько секретов, что сейчас даже путался, не зная какой и в каком порядке нам выкладывать.
– Только вот генератор надо все-таки выключить, – заметил он, обрываясь на середине фразы. – На холостом ходу держать его не стоит. Можно я поднимусь и отключу его?
Намерения смотрителя к тому моменту окончательно смешались во что-то паническое, Стиль как будто замерцал, должно быть, тоже от страха. Я вспомнил свои опасения относительно того, что случится, если смотритель поднимется по лестнице, – разве насквозь читаемый и предсказуемый трус способен сделать что-то жуткое? Вряд ли, у него на это не хватит духу.
– Можно и отключить, – неожиданно согласился Дмитрий. – Только ты нам покажешь еще и твой аппарат для передачи сообщений. Радиопередатчик.
Ледянников определенно что-то задумал, в Намерениях напарника появились золотистые искорки интересных идей. В такие минуты я часто жалею, что чтение Намерений отлично от телепатии, которая не то существует, не то является выдумкой газетчиков.
Смотрителя мы пропустили вперед, чтобы показывал дорогу, а также обходил все ловушки, какие там есть. После капкана Дмитрий перестраховывался, а я ему в этом начинании не мешал. Кроме того, наличие за спиной двух вооруженных и решительно настроенных людей дисциплинирует. Особенно таких трусов, периодически забывающих от страха даже связно мыслить.
Стилевидение забило тревогу, когда мы подошли к винтовой лестнице и начали подъем. Сначала смотритель, затем отлично стреляющий, но прихрамывающий Дмитрий и в арьергарде я, пугало с двумя пистолетами, с которыми обращаюсь не лучше какого-нибудь сапожника.
Да, смотрителя подбирали с таким расчетом, чтобы тот оказался дураком, способным передавать информацию с берега на субмарину и от Немо к революционерам. Но те, кто устраивал подобную систему, в отличие от смотрителя, не дураки, а значит, должны были предусмотреть нечто, способное защищать секреты вот в таких ситуациях.
