Его монолог перетекал от одной темы к другой, то и дело перемежался замечаниями о том, как летит время, как велика матушка-Русь, и о том, что надо чаще навещать старых друзей.
Ксения позволила дяде отвести себя в дом, оставив багаж на совести дядиных учеников и моментально залезшего по пояс в двигательный отсек Михея.
Самовар закипел в считаные секунды – стоило только дяде театрально постучать по кранику рукоятью своего меча. Оксана, оказавшаяся старшей служанкой в доме, принесла баранок, новомодных столичных сладостей и домашних пирожков с пылу с жару. Чувствовалось – говоря о том, что ждет ее только к вечеру, Поликарп Матвеевич покривил душой.
– Рассказывай, – накормив и напоив гостью, попросил он. – О том, что случилось на Амуре, я уже знаю. Один мой товарищ, тоже военный, вовремя написал письмо. Как знал, что мне надо об этом сообщить. Так что переходи сразу к деталям. Как отец, что с братьями, со школой…
Ксения подавила в себе желание разрыдаться и сжала под столом уложенный на колени вольт:
– Я не в курсе, что написал вам ваш товарищ, но выглядело это просто ужасно. Японцы переправили через реку диверсионный отряд, и те вырезали четыре пограничные заставы. Гарнизон спохватился только после того, как пришло время перемигиваться гелиографом, то есть уже утром. Разумеется, выслали патрули, подняли по тревоге броненосцы, но так никого на нашем берегу и не поймали. Специалист по стилевидению отпечатки собрал, но толку от них? Поймать диверсантов с помощью стилевидения в наше время практически невозможно. Андрей в ту ночь заступил часовым – его нашли сразу, а вот Константин все еще считается пропавшим без вести. У матери есть надежда, что его взяли в плен, уж и не знаю даже с какими целями. Если это провокация, то пленные не нужны, а если он все-таки в плену – то зачем? Конечно, маме мы ничего такого не говорим: пусть уж лучше думает, что сын в плену у японцев – благо они с пленными вроде как неплохо обходятся.
Поликарп Матвеевич сочувственно нахмурился. В число его товарищей, с которыми он регулярно переписывался, входили и японские самураи-психотехники. Представить себе хоть кого-нибудь из них совершающим коварную ночную вылазку в пограничный городок, да еще не с разведывательными целями, а чтобы вырезать всех подряд, было затруднительно. Да и невыгодно было бы Японии заполучить войну на два фронта – с Британией и Россией сразу. Придется упомянуть об этом случае в ближайшем письме к господину Асикаге.
Ощущая исходящее от дяди Поликарпа замешательство, Ксения осторожно погладила лезвие вольта. После сладкого чая и короткого рассказа о судьбе братьев на грани естественных и психотехнических ощущений появилось что-то странное. Что-то похожее на запоздалое предчувствие. Именно так. Парадоксальное, с легкой эмоциональной щербинкой, манящее и пугающее, неотвратимое. Должно быть, что-то в этом роде испытывала героиня ее любимой книги, перед тем как бросилась в погоню за белым кроликом.
– Значит, тебя отправили ко мне, – постарался сменить тему Поликарп Матвеевич. – Рекомендательное письмо от твоего отца – не от сэнсэя – пришло два дня назад. Ты специализируешься немного не по моей части, но на последнем ученическом курсе это уже не страшно. А вот Воздушную Ловушку мы тебе натренируем. То, чем ты Михея осадила, только в этом качестве и годится. По тем возможностям, которыми я не располагаю, ты всегда сможешь получить консультацию в нашем Университете. Профессор Воронин, мой хороший знакомый, заведует кафедрой прикладной футуроскопии. Между прочим, он намекал на твой приезд еще осенью.
О господи! Старательно изничтожаемое чувство вины накатило с новой силой. Если бы она была чуть старше… если бы успела овладеть своим талантом до того, как братья отправились на злополучное дежурство. Ох уж это сослагательное наклонение. Половина всех бед в мире от тебя…
– Не казни себя, – постарался успокоить ее Поликарп Матвеевич.
Мастеру психотехники, поднаторевшему в Намерении, угадать ее горе было нетрудно. Да и достижение «невозмутимости духа», столь необходимое в Мастерстве, не давалось Ксении так качественно, как порою хотелось. – Ты ни в чем не виновата. Твой редкий дар послан тебе в качестве испытания, равно как и всем нам. По тяжести дара мы узнаем о любви Бога к нашей душе. Завтра мы с тобой обязательно сходим в церковь, а сейчас тебе надо будет устроиться, вещи распаковать, к тренажерам нашим приглядеться, с ребятами познакомиться.
Странное чувство усилилось, полезло наружу. Как будто стало щекотно душе – легкость, идущий изнутри озноб. Ксения побледнела и вцепилась в спасительный вольт обеими руками.
– Поликарп Матвеевич, – сказал кто-то за спиной, судя по всему, не отходя от порога. – Мы все вещи перенесли на второй этаж, как нам и велели.
– Спасибо, Николай, – улыбнулся мастер-психотехник. – Я хотел бы поговорить с тобой сразу после того, как разрешим все вопросы с нашей новой ученицей. Ты ведь будешь в тренировочном зале?
Ксения обернулась и увидела в трех шагах от себя классического «психа»- ученика: грубая свободная одежда, широкий пояс с торчащим из-под руки вольтом, перевязанные главотяжцем каштановые волосы. Казалось, рисуй с такого ориентировку в полицейское управление, и к вечеру тебе отыщут, по меньшей мере, дюжину подходящих. И все же…
Мир перевернулся.
II
Плотные шторы в кабинете Поликарпа Матвеевича яркого солнечного света не пропускали, а потому все освещение ограничивалось одним-единственным подсвечником о пяти вписанных в пентаграмму свечах. Над погасшим камином тикали часы. Кукушка, только что сообщившая о наступлении трех часов пополудни, отдыхала за резной створкой.
Хозяин кабинета деловито расхаживал по диагонали – от массивного, заваленного бумагами стола до книжного шкафа, на котором от пола до потолка теснились труды известнейших теоретиков психотехники. Взгляд Николая, вставшего в двух шагах от двери, различал фамилии Шрёдингера, Резерфорда, Гейгера. В коллекции сэнсэя имелось немало первоизданий, на которые можно было любоваться часами. К сожалению, только любоваться, поскольку смысл безнадежно ускользал от Николая после двух-трех с грехом пополам усвоенных абзацев.
– Мне хотелось бы, чтобы этот разговор состоялся при иных обстоятельствах, – вздохнул Поликарп Матвеевич, завершая третий круг и останавливаясь чуть сбоку от стола. Чашечкообразная гарда его меча замерла в миллиметрах от угла столешницы, не задевая ее разве что чудом. – Ты талантливый ученик, один из самых одаренных моих учеников. Я планировал отдать тебя в подмастерья этой весной, присмотрел тебе нескольких мастеров-наставников из числа своих знакомых, чтобы была возможность приглядеться друг к другу, притереться, так сказать… Футуроскопия никогда не числилась среди моих талантов, предвидеть приезд Ксении не мог никто из нас. Да, Воронин что-то говорил, но он вообще много чего говорит, я и не подумал внимательно прислушаться к его словам. Это целиком и полностью моя вина, но сейчас речь не об этом.
Николай поймал взгляд сэнсэя, как обычно внимательный и спокойный. Прочь догадки, рациональные предположения… пусть Намерение покажет все, на что способно.
– Ты, разумеется, справишься со всеми экзаменами, – выдержав столь любимую паузу, продолжил Поликарп Матвеевич. – С ними даже Пашка справится, хотя ему еще до осени тренироваться надо, чтобы толк из парня вышел. Весь вопрос таким образом сводится только к одному – тебе нужен мастер-наставник.
Николай, стараясь не нарушать концентрации, осторожно кивнул. Намерение тихо шевелилось где-то в затылочной части мозга. Ощущения, исключительно ощущения без малейшей вербальной подсказки. Хотя зачем подсказка, если ситуация и без любительского применения психотехники совершенно понятна?
