кто собирал поход. – Обычно барон должен проверять то снаряжение, которое берут с собой его люди.
Я тут же замолчал, признавая его правоту. Опять я влип в неприятности просто от незнания тех тонкостей, которые остальные бароны познают с рождения.
– Если ты помнишь, то я не родился бароном и стал им по завещанию. Я думал, что такие очевидные вещи должны знать солдаты и без напоминаний.
Теперь настала очередь Готлиба задуматься.
– Я об этом не подумал, – признал он. – Я думал ты приготовил все необходимое здесь, поэтому и не берешь лишнее в дорогу. А то, что мы по дороге останавливались на постоялых дворах, убедило меня в этом.
– Ладно. Сейчас уже поздно искать виновного. – Я вытряхнул свою сумку и достал кошелек с золотом. – Вот. Отправь кого-нибудь из солдат, пусть закупят все, что нам нужно. И пусть выбирают все лучшее.
– Солдат, милорд?! – изумился Готлиб. – Да они же половину своруют и накупят какую-нибудь дешевку, утверждаю, что именно на это истратили все выданные деньги.
– Готлиб, – устало попросил я. – Я не выспался и сейчас туго соображаю. Сам найди кого отправить. Не найдешь, отправляйся сам и прихвати солдат в качестве носильщиков.
– Я отправлю сержанта.
Сержанты в тевтонской армии почти полностью соответствовали сержантам армий моего мира. Они отвечали за дисциплину в отряде, когда командиры были заняты (пирушкой, например) и назначались из опытных латников, низшего происхождения. Почему сержант будет честнее солдат, которым, собственно он и является, я не понял.
– Хорошо.
Вспоминая ту суету, что была утром, я хмурился и сердито кусал губы. Можно сколько угодно ругать Готлиба или Хоггарда, но они не могли предполагать, насколько я плохо знаю все детали похода. Поэтому то, что для них было очевидно, для меня было в новинку и мне всему приходилось учиться на ходу. Поэтому-то они и ничего не сказали мне, когда в поход отряд собрался кое-как. Они-то были уверены, что я знаю, что делаю и им даже в голову не пришло поправить меня. Решив не повторять прежних ошибок, я на этот раз, прежде чем выехать из гостиницы, проверил досконально весь багаж. Причем смотрел не только я (откуда я знаю, что может понадобиться отряду в пути?), но и заставил смотреть Готлиба, к которому подольстился тем, что он более опытен и побывал во многих походах. Польщенный Готлиб согласился провести проверку после меня. Я же не столько проверял, сколько учился у него, наблюдая за действиями Готлиба.
– Ну скоро мы отправимся? – Рон нетерпеливо гарцевал на своем коне. За время путешествия Рон стал отличным наездником и сейчас я сильно сомневался в том, что теперь он не смог бы справиться с тем конем, которого он нашел во время осады Амстера. Тогда мы были вынуждены его продать именно потому, что Рон не смог справиться с боевым конем. Да, теперь бы он справился. Рядом с Роном стоял Дин, завистливо наблюдая за приятелем. Интересно, что этот чертенок наплел другу? Наверняка о каком-нибудь важном задании, которое он должен выполнить, но о котором ничего сказать не может в силу его жуткой секретности, но Дин его друг и по секрету можно сказать… Дальше все зависело от фантазии Рона, а она у него была довольно богатой. – Что мы возимся?
– А некоторые сони могут помолчать, – оборвал я его. – Сам спал до одиннадцати, а теперь всех торопишь.
– А я виноват, да? Сам меня не разбудил!
– Так, я еще и виноват. А ну цыц у меня.
Рон обиженно фыркнул.
– Тоже мне, командир. – Но сказал тихо, чтобы никто не услышал. Только он забыл, что слух у меня был гораздо лучше, чем у обычных людей, благодаря занятиям с Дерроном и Мастером.
– Теперь все? – спросил я Готлиба.
Тот кивнул.
– Кажется да, милорд.
– Отлично, тогда вперед. – Я вскочил на Урагана и выехал вперед отряда. Рядом пристроился Готлиб, а с другого бока поехал Рон. За нами ехали остальные солдаты.
Как и в прошлый раз, нас провожали удивленные взгляды жителей, не понимающих, что чужим солдатам могло понадобиться в их городе. Под эти удивленные взгляды мы и покинули Амстер. Вспомнив часового, который не хотел пускать наш отряд в город, указывая, где остановились все остальные солдаты Тевтонии, я направился в ту сторону.
Тевтонскую армию я нашел сразу. На поляне чуть в стороне от города стояли высокие островерхие палатки, которые, казалось, стояли кое-как. Однако, присмотревшись, я обнаружил, что порядок все же существует. Палатки радиально расходились от шатра в центре, где, скорее всего, располагался командир этого отряда. А между рядами палаток были вбиты колья, к которым были привязаны кони. Я оценил удобство такого расположения. Кони почуют чужаков быстрее людей, и любому, кто попытается пройти к центру придется очень непросто. Но я не завидовал тем, кто располагался с краю этого круга. В последствие я узнал, что при опасности столкновения с противником по кругу лагеря ставились часовые, которые составляли сплошную цепь. Прикинув количество палаток, я посчитал, что здесь находилось примерно две тысячи конников. Понятно, почему Мервин говорил, что командует этим отрядом полковник. Командующий должен присоединиться позже и возглавить все силы тевтонской армии. А сейчас, насколько я знал, он еще даже не назначен королем.
Рядом с тевтонской армией, располагался лагерь китижской армии, что было закономерно, если учесть, что у тевтонской армии не было своей интендантской службы и, по договоренности, снабжение тевтонской армии должна была взять на себя китижская армия. Сам же лагерь являл собой полную противоположность лагеря армии Тевтонии. В свое время, ведя почти непрерывные войны с Византией, которая долго не прекращала попыток установить господство в том регионе, китижане многое переняли из опыта Византии, и их лагерь очень походил на стандартный лагерь византийской армии. Лагерь представлял собой четырехугольник, где ровными рядами стояли палатки. Внутри лагеря четко вышагивали патрули, стояли часовые. Сама же граница лагеря была намечена небольшим рвом, который в боевых условиях был глубже и шире. Вынутая из него земля образовывала насыпь, наверху которой втыкались колья. Он был похож на римский военный лагерь, как я видел его в учебнике истории, но было одно существенное отличие: лагерь китижской армии состоял как бы из двух лагерей, в одном находилась пехота, в другом конница. А при нападении на лагерь, противнику приходилось атаковать не один укрепленный пункт, а два, причем защитники, благодаря близости лагерей друг к другу и специально оставленным проходам могли переходить из одного лагеря в другой. И даже падение одного лагеря ничего не решало, поскольку врагу приходилось тут же начинать штурмовать другой. Китижан было больше, поскольку стандартный полк китижской армии состоял из четырех тысяч солдат и пятьсот конников, если был пехотный и из пяти тысяч – если был кавалерийским.
Оторвавшись от разглядывания военных лагерей, я направился к палатке командира, поскольку обязан был представиться ему и сообщить численность своего отряда. Дальше шла обычная волокита: писаря заносили мое имя и численность отряда в специальный реестр.
Подъехав к палатке, я соскочил с коня и направился к входу. Мои люди остались на конях. Часовые у палатки насмешливо посмотрели на меня, потом один из них вошел внутрь.
– Прибыл еще один отряд, – услышал я сообщение часового.
– Пусть войдет, – буркнул чей-то голос.
Часовой вышел из палатки и откинул полог, приглашая меня зайти. Я пригнулся и вошел. Палатка была довольно просторной, поскольку служила не только жильем для командира, но была еще и штабом. Внутри стоял походный стол, за которым сидел писарь. В самой дальнем углу была постелена постель, которую закрывала занавеска. Вдоль полотняных стенок стояли складные стулья – здесь должны сидеть командиры соединений при совещании. Сам полковник являл собой образ типичного вояки. Высокий, широкий в плечах, на нем была кольчуга, широкий меч висел у пояса. Лицо этого человека было довольно грубым: большой нос, глубокие морщины, чисто выбритый подбородок выпирал вперед, а глаза, казалось, всегда смотрели сердито, ища каких-нибудь недостатков в собеседнике, что было очень неудобно для собеседников. Они, как бы говорили: «Говори-говори, все равно я тебе не верю». В целом этот человек мне
