паутины. – Я горю, черт побери!
– Не шевелись, – посоветовала она, тяжело дыша. – Это жжет только когда двигаешься... Я не могу уделить тебе больше времени, ведьмак. Пошалили – и будет, хорошего понемножку. Я должна заняться джинном, он готов сбежать...
– Сбежать? – крикнул Геральт. – Это ты должна бежать! Джинн...
Йеннифэр, послушай меня. Я должен тебе кое в чем признаться... Должен сказать тебе правду. Ты удивишься.
11
Джинн рванулся на привязи, облетел круг, натянул удерживающие его нити и смел башенку с дома Бо Беррана.
– Ну и рычит! – поморщился Лютик, непроизвольно хватаясь за горло. – Как рычит! Жуть! Похоже, он чертовски взбешен!
– Ибо взбешен, – произнес богослужитель.
Хиреадан быстро взглянул на него.
– Что?
– Он взбешен, – повторил Крепп. – И неудивительно. Я бы тоже взбесился, доведись мне в точности выполнять первое желание, которое случайно высказал ведьмак...
– Что? – крикнул Лютик. – Геральт? Желание?
– Ведь у него в руке была печать, которая удерживала джинна в бутылке. Гений выполняет его желания. Поэтому волшебница и не может одолеть джинна. Но ведьмаку не следует ей об этом говорить, даже если он уже догадался. Не следует.
– Черт, – буркнул Хиреадан. – Я начинаю понимать. Ключник в подвале... Лопнул...
– Это было второе желание ведьмака. У него осталось еще одно.
Последнее. Но, боги, он не должен выдавать этого Йеннифэр!
12
Она стояла неподвижно, наклонившись к нему к не обращая никакого внимания на джинна, мечущегося на привязи над крышей корчмы. Дом сотрясался, с потолка сыпалась известка, мебель ползала по полу, лихорадочно тряслась.
– Вот оно что, – прошипела она. – Благодарю. Тебе удалось меня обмануть. Не Лютик, а ты! Так вот почему джинн так борется! Но я еще не проиграла, Геральт. Ты недооцениваешь моей силы. Пока что у меня в руках и джинн, и ты. У тебя есть еще одно, последнее желание? Так выскажи его. Освободи джинна, и тогда я загоню его в бутылку.
– Тебе не хватит сил, Йеннифэр.
– Ты недооцениваешь мои силы. Желание, Геральт, желание!
– Нет, Йеннифэр. Не могу... Джинн, может, и выполнит его, но тебя не простит. Освободившись, он убьет тебя, отыграется на тебе. Ты ослаблена, едва держишься на ногах. Ты погибнешь, Йеннифэр.
– Это мой риск! – яростно крикнула она. – Какое тебе дело до того, что станется со мной? Подумай лучше о том, что джинн может дать тебе! У тебя в запасе еще одно желание! Ты можешь пожелать что угодно! Воспользуйся возможностью! Используй ее, ведьмак! Ты можешь иметь все!
Все!
13
– Они погибнут оба? – завыл Лютик. – Как это? Господин Скрепп или как вас там... Почему? Ведь ведьмак... Почему, я просто слов не нахожу, он не бежит? Почему? Что его там держит? Это же глупо...
– Глупо и бессмысленно, – горько проговорил Хиреадан. – Совершенно.
– Самоубийство и обыкновенный идиотизм!
– Это его профессия, – вставил Невилл. – Ведьмак спасает мой город.
Призываю богов в свидетели: если он победит волшебницу и прогонит демона, я щедро его вознагражу...
Лютик сорвал с головы шапочку, украшенную пером цапли, плюнул на нее, кинул в грязь и растоптал, повторяя при этом самые разные слова на самых разных языках.
– Но ведь он... – вдруг простонал бард. – У него же в запасе есть еще одно желание. Он мог бы спасти и ее, и себя! Господин Крепп!
– Все не так просто, – задумался богослужитель. – Но если бы он как-то связал свою судьбу с судьбой... Нет, не думаю, чтобы он догадался. И лучше, пожалуй, чтобы не догадался.
14
– Желание, Геральт! Скорее! Чего ты желаешь? Бессмертия? Богатства?
Славы? Власти? Могущества? Почестей? Скорее, у нас нет времени!
Он молчал.
– Ты хочешь стать человеком, – вдруг сказала она, мерзко усмехаясь. – Я угадала, верно? Вот чего ты хочешь, вот о чем мечтаешь! О высвобождении, о свободе, возможности быть тем, кем хочешь, а не тем, кем быть вынужден. Джинн исполнит это желание, Геральт. Выскажи его.
Геральт молчал.
Она стояла над ним в мигающем свете волшебного шара, в магическом свете, в розблесках удерживающих джинна лучей, с развевающимися волосами и горящими фиолетовым огнем глазами, выпрямившаяся, стройная, черная, страшная...
И прекрасная.
Она резко наклонилась, взглянула ему в глаза. Он почувствовал аромат сирени и крыжовника.
– Молчишь? Так вот чего ты желаешь, ведьмак! Вот каково твое самое потаенное желание! Ты не знаешь или не можешь решиться? Поищи в себе, поищи глубоко и тщательно, ибо, клянусь Силой, другой возможности тебе не представится!
А он вдруг обрел истину. Он знал. Знал, кем она была когда-то. О чем помнила, о чем не могла забыть, с чем жила. Кем была в действительности, прежде чем стала волшебницей.
Потому что на него смотрели холодные, пронизывающие, алые и мудрые глаза горбуньи.
Он ужаснулся. Нет, не от осознания правды. Он ужаснулся оттого, что она читает его мысли, знает, что он угадал. И никогда ему этого не простит. Он приглушил в себе эту мысль, убил ее, выкинул из памяти, навсегда, без следа, чувствуя при этом огромное облегчение. Чувствуя, что...
Потолок лопнул. Джинн, опутанный сетью уже угасающих лучей, повалился прямо на них, рыча, и в рычании этом было торжество и жажда убийства. Йеннифэр кинулась ему навстречу, из ее рук вырвался свет. Очень слабый свет.
Джинн разинул пасть и протянул к ней лапы. А ведьмак вдруг понял, чего хочет.
И выговорил желание.
15
Дом взорвался, кирпичи, балки и доски взлетели вверх в туче дыма и искр. Из пыли выплыл джинн, огромный, как овин. Рыча и заливаясь торжествующим хохотом, гений Воздуха – д'йини, уже не связанный никакими обязательствами и ничьей волей, проделал над городом три круга, сорвал шпиль с башни ратуши, взмыл в небо и улетел, пропал, исчез.
– Убежал! Убежал! – воскликнул богослужитель Крепп. – Ведьмак добился своего! Гений улетел! Больше он никому не угрожает!
