лад в Чешское Королевство. Ты понимаешь?
— Мы въехали в Прагу, — Смижицкий не ждал, пока Рейневан подтвердит, — явно и с открытым забралом. Яснее, пожалуй, я не могу показать, чего хочу, против кого и против чего стою. С кем держусь, с кем в союзе. Сегодня все стало ясно. Так что ты хочешь сделать? Сейчас, когда вылезло шило из мешка на всю длину, ты пойдешь в Табор и заявишь: «Слышите, братья, я сообщу вам новость: Ян из Смижиц — ваш враг, сговаривается против вас с католиками?» Прошлогодний снег, господин из Белявы, прошлогодний снег! Ты ошибся, ты опоздал. Конечно, еще год, еще месяц назад...
— Еще месяц назад, — докончил со зловещей ухмылкой Рейневан, — я мог тебя разоблачить, я был опасен. Поэтому ты наслал на меня убийц. Воистину по-рыцарски, пан из Смижиц, по-благородному. Воистину гордиться должны в ином мире покрытые славой пращуры, герои Аскалона и Креси.
— Если ты думаешь, что я стану перед тобой из-за этого каяться, то хреново думаешь.
— Ответь мне на вопросы.
— Я, помнится, тебе уже предлагал поцеловать меня в задницу? А посему повторяю предложение.
Самсон Медок резко поднялся. А Рейневан мог поклясться, что Ян Смижицкий испугался.
— Это война! — выкрикнул он, подтверждая тем самым уверенность Рейневана. — Война, парень! Кто может тебе навредить, тот враг, а врага уничтожают! Твой брат работал на Табор, на Жижку, на Швамберка и Гвезду, значит, он был моим врагом, мог вредить и вредил. А вроцлавский епископ, наоборот, был ценным союзником, был смысл его привлечь к себе. Епископ хотел знать имена таборитских шпионов, действующих в Силезии, поэтому и получил их список. Впрочем, епископ уже давно подозревал твоего брата, так что взял бы его и без моей помощи. У вроцлавского епископа есть свои средства и методы. Ты удивишься, узнав, насколько эффективные.
— Не удивлюсь. Я видел кое-что. Эффективности действия тоже не отрицаю. Мертвы уже упомянутые тобою Ян Гвезда, мертв Богуслав из Швамберка. И это ты тогда, в цистерцианской грангии, назвал их обоих в качестве цели епископских убийц. Швамберк из высокого рода. Пожалуй, самого высокого и гораздо более старого, нежели твой, хоть ты и похваляешься предками. За Богуслава Швамберка тебя ждет эшафот, уж его родня позаботится об этом.
Самсон снова послал сигнал. Рейневан понял.
— Гвезда и Швамберк, — заявил тем временем Смижицкий, — умерли от ран, полученных в бою. Болтай, обвиняй, никто не поверит...
— Никто не поверит в черную магию? — докончил Рейневан. — Ты это хотел сказать?
Смижицкий умолк.
— Чего ты, черт побери, хочешь, — взорвался он наконец. — Мести? Ну так мсти! Убей меня. Да, я предал твоего брата, хоть он доверял мне как Христос доверял Иуде. Ты доволен? Конечно, я солгал, я твоего брата никогда в глаза не видел, услышал о нем от... Не имеет значения, от кого. Но я выдал его епископу, поэтому он погиб. А тебя я считал шпионом Неплаха, провокатором и возможным шантажистом. Надо было что-то с тобой делать. Нанятый арбалетчик, ты не поверишь, промахнулся. Я дважды пытался тебя отравить, но, похоже, яд на тебя не действует. Я нанял трех убийц, не знаю, что с ними случилось. Они исчезли. Сплошь счастливые стечения обстоятельств, младший господин из Белявы. Удивительно странные счастливые стечения обстоятельств. Кто-то тут недавно, случайно, не говорил ли о черной магии?
Флютек, подумал Рейневан, принудил пойманных разбойников говорить. Наверняка к нему уже раньше поступали сигналы о готовящемся путче, разбойники под пыткой досказали остальное, подтвердили подозрения. Заговорщиков ожидала засада, у них не было шансов. Нанимая против меня убийц, Ян Смижицкий проиграл Прагу. А Гинек и Кольштейн проиграли жизнь.
— Крысы, бегущие с тонущего корабля, — сказал он скорее себе, чем рыцарю. — После Тахова в связи с возрастающей мощью Прокопа и Табора это был ваш единственный шанс. Переворот, захват власти, освобождение и возведение на трон Корыбута, договоренность с папством и ландфридом. Вы все поставили на одну карту. Что ж, не получилось.
— Да, не получилось, — без особых эмоций ответил рыцарь, продолжая смотреть на Самсона, а не на Рейневана. — Я проиграл. С какой стороны ни взглянуть, получается, что я сложу голову. Хорошо, чему быть, того не миновать. Убей меня, выдай Неплаху, брось под нож толпе, делай, что хочешь. С меня уже достаточно. У меня есть только одна просьба, только об одном я покорно прошу... У меня в Праге девушка. Низкого происхождения. Отдайте ей мой перстень и крестик. И кошель. Если можно просить, я знаю — ваша добыча... Но это бедная девушка...
— Ответь на мои вопросы, — Рейневан снова послушался телепатического указания Самсона, — и ты сам все это отдашь. Сегодня же.
Смижицкий прикрыл глаза, чтобы скрыть их блеск.
— Ты поймал меня в силки. Ты мне не простишь. Не откажешься отомстить за брата.
— Ты его лишь предал. Мечами дырявили его другие. Я хочу знать их имена. Давай поторгуемся, выторгуешь что-нибудь. Дай мне возможность отплатить им, и я не стану мстить тебе.
— Какая у меня гарантия, что ты не обманываешь?
— Никакой.
Рыцарь какое-то время молчал, было слышно, как он сглатывает слюну. Наконец сказал:
— Спрашивай.
— Гвезда и Швамберк. Их убили, верно?
— Верно... — Он запнулся. — Кажется... Не знаю. Предполагаю, но не знаю. Это возможно.
— Черная магия?
— Вероятно.
— В разговоре с епископом участвовал еще один человек. Высокий. Худощавый. Черные волосы до плеч. Птичье лицо.
— Епископский советник, помощник и доверенное лицо. Не сверли меня глазами. Ведь знаешь или догадываешься. Это он выполняет для епископа грязную работу. Несомненно, он убил Петра из Белявы. И многих других. Вспомни девяностый псалом...
— Стрела, летящая днем.
— Ты сказал, — кривил губы Смижицкий. — Ты проговорил это слово. И пожалуй, попал в точку. Хочешь хорошего совета, парень? Держишь от него подальше. От него и от...
— Черных всадников, кричащих «Adaumus». Одурманивающихся, как асассины, таинственными арабскими веществами. Пользующихся черной магией.
— Это сказал ты. Не нарывайся на них. Поверь мне и послушай совет. Не пытайся даже приближаться к ним. А если они попробуют приблизиться к тебе, беги. Как можно дальше и как можно быстрее.
— Его имя? Епископского доверенного.
— Его, это наверняка, боится сам епископ.
— Его имя.
— Он знает о тебе.
— Его имя.
— Биркарт фон Грелленорт.
Рейневан достал стилет. Рыцарь невольно закрыл глаза. Но тут же открыл их, смело взглянул.