— Хорошо, хорошо. Излагай.
— Давайте присядем где-нибудь.
— Обязательно здесь?
— Здесь отличное пиво,
— Тех черных всадников, о которых вы спрашивали, — начал голиард, когда они уселись за стол, — в Силезии видели неоднократно. Конкретно, что любопытно, их встречали как под Стшелином, когда убили господина Барта, так и в районах Собатки, когда погиб господин Чамбор из Гессельштайна. В первом случае их видел придурок пастух, во втором — пьяный органист, то есть, как легко догадаться, ни тому, ни другому не поверили. Более достойными доверия я считаю конюхов и машталеров госпожи Дзержки де Вирсинг, торговки лошадьми, на свиту которой рыцари в черных латах напали и разгромили под Франкенштайном. Есть много свидетелей этого события. Интересные вещи рассказывают также оруженосцы инквизиции...
— Ты расспрашивал оруженосцев инквизиции?
— Да что вы. Не сам. Через доверенных. Оруженосцы выболтали, что папский инквизитор, преподобный Гжегож Гейнче, уже по меньшей мере два года ведет интенсивные розыски по делу каких-то демонических всадников, разъезжающих по Силезии на черных конях. Им даже название дали — Рота Смерти, или библейское: Демоны Полуденной Поры. И еще их называют... Мстители. Но так, чтобы инквизитор не слышал. Потому что уже давно стало ясно, что Рота Смерти убивает людей, подозреваемых в содействии гуситам, торговле с ними, доставке провианта, оружия, пороха, свинца... Либо коней, как, например, упомянутая Дзержка де Вирсинг. Следовательно, черные рыцари наши союзники, а не враги, шепчутся за спиной инквизитора его люди. Зачем их преследовать, зачем им мешать? Благодаря им у нас меньше работы.
— А нападение на сборщика, везшего подати? Как ни говори, предназначенные для войны с гуситами.
— Неизвестно, напала ли на сборщика Рота. Об этом деле ничего не известно.
Сталеглазый довольно долго молчал. Наконец сказал:
— Меня интересует, мог ли кто-нибудь после этого нападения остаться живым.
— Не думаю.
— Ты остался.
Тибальд Раабе слегка усмехнулся.
— Опыт. Я непрерывно или скрываюсь, или убегаю. Так часто, что у меня выработался инстинкт. С того времени, как я покинул краковскую
— Что «впрочем»?
— Тогда, на Черной Порубке, мне здорово повезло. Понос меня замучил.
— Что-что?
— Была в свите девушка, я говорил вам, рыцарская дочка... Никак нельзя было поблизости от девушки, стыдно... Поэтому я пошел опростаться подальше, в камыши, к самому озерку. Когда случилось нападение, я сбежал через болото. Нападавших даже не видел...
Сталеглазый долго молчал.
— Почему, — спросил он наконец, — ты мне раньше не сказал, что там было озерко?
Утопец был очень чуткий. Даже обитая в затерянном среди лесов озерке у Счиборовой Порубки, на пустоши, даже в сумерках, когда вероятность встретить кого-либо была практически равна нулю, он вел себя сверхосторожно. Выныривая, поднимал волну не крупнее рыбьей, если б не то, что зеркало воды было совсем гладким, притаившийся в зарослях сталеглазый мог бы совсем не заметить расходящихся кругов. Вылезая на поросший камышами берег, существо едва хлюпнуло, едва зашелестело, можно было подумать, что это выдра. Но сталеглазый знал, что это не выдра.
Оказавшись уже на сухом месте и удостоверившись, что ему ничто не угрожает, утопец стал вести себя поувереннее. Выпрямился, затопал большими ступнями, подскочил, при этом вода и тина обильно и с плеском полились из-под его зеленого балахона. Уже совсем осмелевший утопец стрельнул водой из жабр, раззявил лягушачью пасть и заскрежетал громко, напоминая окружающей природе о том, кто здесь командует.
Природа не отреагировала. Утопец немного покрутился среди трав, покопался в грязи, наконец двинулся вверх к лесу. И попал прямо в ловушку. Он скрипнул, видя перед собой насыпанный из песка полукрут. Поднес плоскую ступню, попятился, изумленный. Неожиданно сообразил, в чем дело, громко заквакал и вернулся, чтобы бежать. Однако было уже поздно. Сталеглазый выскочил из зарослей и замкнул магический круг насыпанным из мешка песком. Замкнув, уселся на подгнившем стволе.
— Добрый вечер, — вежливо сказал он. — Хотелось бы поговорить.
Утопец — сталеглазый уже видел, что название «водяной» вполне подходит существу, — несколько раз пытался перескочить через магический круг — конечно, безрезультатно. Отчаявшись, он энергично тряхнул плоской головой., при этом масса воды вылилась у него из ушей.
— Бреек-рек, — заскрипел он. — Бхрекк-кекекекс.
— Выплюнь тину и повтори, пожалуйста.
— Бхрекгрег-грег-грег.
— Изображаешь из себя идиота? Или из меня?
— Куак-квааакс,
— Пропадает талант, господин водяной. Меня не поймаешь. Я прекрасно знаю, что вы понимаете и умеете говорить по-человечески.
Водяной заморгал двойными веками и раскрыл рот, широкий, как у жабы.
— По-человечески... — забулькал он, плюясь водой. — По-человечески, а что ж, могу. Только почему по-немецки?
— Один-ноль в твою пользу. По-чешски пойдет?
— Пожалуй, да.
— Как тебя зовут?
— Если скажу, ты меня выпустишь?
— Нет.
— Тогда иди на хрен.
Какое-то время стояла тишина. Прервал ее сталеглазый.
— Есть кое-что интересное, господин водяной. Я хочу, чтобы ты кое-что мне дал. Нет, не дал. Скажем так: открыл доступ,
— И не думай.
— Я и не думал, — усмехнулся сталеглазый, — что ты согласишься сразу. Был уверен, что над этим придется поработать. Я терпелив. Время у меня есть.
Утопец подпрыгнул, затопотал. Из-под его балахона снова полилась вода, похоже, ее там был солидный запас.
— Чего ты хочешь? — заскрипел он. — Зачем меня мучаешь? Что я тебе сделал? Чего ты от меня хочешь?
— От тебя — ничего. Скорее от твоей жены. Она же слышит нашу беседу, она там, у самого берега, я видел, как шевелились камыши и задрожали кувшинки. Добрый вечер, госпожа
