— Я должна возвращаться.
— Николетта... А нельзя ли...
— Нет, нельзя, — прошептала она. — Я живу в монастыре, я же говорила. И начался адвент. В адвент нельзя...
— Но... Но я... Ютта...
— Поезжай, Рейнмар.
Когда он оглянулся в последний раз, она стояла на опушке леса, озаренная светом клонящегося к закату солнца. В этом блеске и зимней посвете, он отметил это с изумительной уверенностью, она уже не была Юттой де Апольда, чесниковной из Шёнау... обитающей у кларисок. На опушке леса, верхом на своей серой кобыле, стояла богиня, светозарная фигура дивной красоты, неземное явление,
Небесная Венера, владычица стихий.
Он любил ее и преклонялся перед ней.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ,
Возвращался он медленно, задумавшись, вперив глаза в гриву, позволяя коню сонно шлепать по мокрому снегу и чуть ли не самому выбирать дорогу. Пересек Вроцлавский тракт и поехал напрямую, той же дорогой, по которой приехал. Он не спешил, хотя уже смеркалось, а красный шар солнца заходил за верхушки деревьев.
Конь фыркнул, копыта загудели по бревнам и доскам, Рейневан поднял голову, натянул вожжи. Он раньше, чем ожидал, добрался до мостика, стягивающего края лесного яра, по дну которого, гудя и бурля, бежал юркий ручей. Мостик был не очень широк, хлипок и довольно потрепан. Торопясь к Ютте, он проехал по нему верхом. Сейчас предпочел слезть и тянуть похрапывающего коня за трензель.
Он был на половине пути, когда заметил, как из-за буков за мостиком появляется всадник в черном плаще.
Рейневан испугался. Инстинктивно оглянулся, хотя о том, чтобы развернуть коня на мостике, и думать было нечего. Инстинкт его не подвел. За спиной тоже был всадник. Он скрежетнул зубами, проклиная в душе собственную беспечность и расхлябанность.
К стоящему на конце мостика коннику присоединился еще один.
Рейневан крепче ухватил вожжи и мундштук храпящего коня. Нащупал рукоять стилета. И ждал развития событий.
Блокирующие его люди явно тоже ожидали такого развития событий, потому что ни один не заговорил и не сделал никакого жеста. Рейневан глянул вниз, под мостик. То, что он увидел, ему не понравилось. Яр был глубокий, а у камней, вокруг которых пенилась вода, были отвратительно острые края и грани.
— Кто вы? — спросил он, хотя знал кто. — Чего вам от меня надо?
— Это тебе, — сказал тот задний, откидывая капюшон, — чего-то надо от нас. Пора уточнить чего? И по чьему приказу.
Рейневан узнал его сразу. Это был тот высокий и смуглый с ничего не выражающим лицом и внешностью странствующего подмастерья. Тот, который вначале наблюдал за ним в корчме в Тепловодах, а потом спас, подав коня.
Остальные тоже открыли лица. Одного из них он тоже знал. Это был белобрысый блондин с выдающимся подбородком, тот самый, который две недели назад ворвался в его стойло в конюшне с андалузской навахой в руке. Третьего, тощее и костлявое лицо которого напоминало череп мертвеца, он не знал и никогда не видел. Но догадывался, кто он такой.
— А где же четвертый? — смело спросил он. — Господин Ольбрам или как там его? Тот, которому «Под колокольчиком» не удалось заколоть меня во время сна?
Черепоглавый откинул свисающий набок коня плащ, приоткрыл заряженный арбалет. Небольшие размеры и эстетика изготовления выдавали охотничье, а не боевое оружие. Такие арбалеты уступали боевым в дальности и силе удара, но решительно превышали прицельностью. Умелый стрелок не промахивался из такого оружия, а с двадцати шагов попадал в яблоко так же уверенно, как Вильгельм Телль из кантона Ури.
— Я царапну твоего коня. — Черепоглавый словно читал в мыслях Рейневана. — Только царапну болтом. Конь дернется и свалит тебя с мостика. Найдя твой труп с переломанными костями на дне яра, твои хозяева из инквизиции решат, что это несчастный случай. Просто спишут тебя в потери и забудут.
— Я не служу инквизиции.
— Мне все едино, кому ты служишь. Я провокатора носом чую. Твоя вонь аж сюда долетает.
— У меня не менее чувствительный нос. — Рейневан, хоть и окаменел от страха, прикидывался храбрецом. — А воняет здесь предателем, разбойником и контрабандистом и к тому же обычным грабителем. Хватит болтать. Стреляй, убей меня, продажный мерзавец. Ох, радует меня мысль о том, что сделает с тобой Неплах, когда доберется до тебя.
— Ты трясешься от страха, шпик, — сказал блондин. — Каждый шпик — трус.
Рейневан отпустил трензель, достал стилет.
— Зайди на мосток, отважный, когда вы втроем. Здесь места аккурат для двух. Ну давай. А может, ты свой испанский нож носишь только для того, чтобы спящих закалывать?
Черепоглавый опустил арбалет, сухо рассмеялся. Смуглый подмастерье подхватил, спустя мгновение захохотал и блондин.
— Ну, вылитый брат, — сказал он.
— Вылитый брат, — повторил черепоглавый. — Подойди к нам, Рейнмар из Белявы, брат Петра из Белявы. Хотим пожать тебе руку, Рейневан, брат нашего друга, незабвенного Петерлина.
Рейневан стянул храпящего коня с мостика. Выражение лица у него было воинственное, а дрожь колен он кое-как унял. Черепоглавый пожал ему руку, хлопнул по плечу. Вблизи можно было видеть его невероятную худобу, прямо-таки живой труп.
— Извини нам излишнюю осторожность, — сказал он. — Нас научила этому жизнь. И благодаря этой науке мы живы. Как ты верно догадался, — продолжал он, — мы Фогельзанг. Мы не предали, нас не перевербовали, мы не поменяли сторону. Не растратили доверенные нам средства. Мы готовы действовать. Мы верим, что ты прибыл от Прокопа и Неплаха. Мы верим, что ты представляешь их, уполномочен ими. Что должен по их приказу направить нас, ибо время пришло. Управляй, Рейневан. Мы верим тебе. Меня зовут Дроссельбарт[194].
— Бисклаврет[195], — подавая руку, представился блондин.
— Жехорс[196]. — Рука смуглого подмастерья была твердой и шершавой, как неоструганная доска.
— Благодарю за коня в Тепловодах.
— Не за что, — глаза у Жехорса были еще тверже, чем ладони. — Нас
