гиганту полкармана морковки, потом, сочтя отношения установленными, попробовала почистить его. Но то ли щётка оказалась жестковата для нежной шкуры Хеопса, то ли Стаськины опасливые прикосновения показались щекоткой, а может, просто стих напал пошалить – конь задрал голову на абсолютно недосягаемую высоту и закрутился по деннику, уворачиваясь от щётки.
– А ну стой! Стой смирно, кому говорю!.. – Стаська тщетно пыталась поймать его хотя бы за гриву. – Да стой же ты, пирамида ходячая!..
Всё напрасно. Хеопс в упор отказывался признавать Стаську над собою начальницей и продолжал безобразничать.
Спасли «подготовленную всадницу» две полузнакомые тётки. Они подошли к открытой двери денника, и Хеопса как подменили.
– Здравствуй, мальчик, здравствуй, маленький, – окликнула его та, что в очках. Конь сейчас же прекратил беготню, забавно хрюкнул и полез носом ей в руки. Схрумкал сухарик и принялся канючить ещё: кланяясь, вытягивал переднюю ногу и помавал в воздухе широким, как блюдце, копытом.
– Мне он разок так вот «сделал ножкой» прямо в колено, – сказала вторая тётка, одетая поверх куртки в пёструю лоскутную безрукавку. – Ну и что ты думаешь?
К штанам прикоснулся, а к ноге – нет. Всё понимает, паршивец!
Стаська тем временем использовала свой шанс и проворно заработала щёткой.
– Хеопсику я всегда всё прощу, потому что он очень порядочный конь, – сказала первая тётка. – Меня, помню, в «Тридцатке» разок посадили на одного… Самого, как обещали, доброго-смирного, я тогда после болезни была… Кантом его, помнится, звали. Только поехала, вдруг чувствую, сердце начинает прихватывать. В глазах темно, воздуху не хватает, а он знаешь что? Понял, что всаднику поплохело, что у меня сил не стало справляться, и давай по полной программе меня убивать! На «свечку» встаёт – и потом сразу «козла»! На «свечку» – «козла»!.. И так злобно, жестоко! Ребята, кто видел, седые волосы нажили. Как-то всё же я усидела, но потом долго спокойно к лошади подойти не могла…
Стаська, лихорадочно сметавшая с крупа Хеопса налипшие опилки и прочую «пыль веков», при этих словах опять задалась вопросом, что вообще она здесь делает и зачем ей всё это надо. То есть теоретически она, конечно, и раньше догадывалась, что лошадь, с её-то силой и быстротой, при желании очень даже способна убить человека. Ну, там, не всякого – того же Романа Романовича, положим, фиг ли застанешь врасплох! – но лично её, Стаську, совершенно точно играючи пришибет самый завалящий конёк. Прежде она полагала: надо сделать так, чтобы лошади просто в голову не пришло на неё рассердиться, и будет всё хорошо. А теперь выясняется, что существует ещё и лошадиная подлость?..
– Ну и что?.. – предательски задрожавшим голосом сказала она Хеопсу, когда взрослые всадницы отошли от двери. – Я, значит, к тебе «миленький-хорошенький», а выедем, и ты меня тоже так же начнёшь? Убивать? А?..
Хеопс оглянулся, изумлённо посмотрел на неё и попытался с мясом выдрать из куртки карман, в котором она держала морковку.
И вот они (кто ловко, а
Она твердо сказала себе, что во всём надо видеть положительные моменты. Если бы занятие происходило обычным порядком, под конец обязательно стали бы пробовать подъёмы в галоп. Стаська была готова на многое, лишь бы этого избежать. Галопа – после нескольких «прихватов» с пролётами во весь дух по манежу – она боялась панически.
– Стремена на дырочку покороче, – напутствовал Роман Романович проезжавших мимо учеников. – Стасик, тебя тоже касается. Это вам не манеж, здесь всё очень серьёзно! Команды головного передавать по цепочке! Если конь вдруг понесёт, сразу направляйте его переднему прямо в хвост…
– А если тот задом ударит?.. – жалобно спросил голос из темноты, и Стаська с некоторым облегчением поняла, что, оказывается, были здесь и другие трусихи.
– Самый лучший тормоз для лошади – другая лошадь, и особенно бьющая задом, – воодушевил девочек тренер. – Часы у кого-нибудь есть?
Слово Романа Романовича было для Стаськи законом, никакому обсуждению не подлежавшим. Сказал укоротить стремя на дырочку – значит, надо укоротить. Но если кто полагает, будто это очень просто проделать, сидя верхом на движущемся коне, тот пускай попробует сам, а потом уже говорит!
Стаська взяла в зубы хлыстик, рассовала по карманам перчатки (не дай Бог упадут, придётся за ними слезать, а обратно в седло только с помощью подъёмного крана!..), взяла повод в одну руку и запустила пальцы под кожаное крыло седла. Нащупала пряжку и попыталась расстегнуть путлище. Это оказалось нелегко. Когда она сообразила, что мешает ей собственная нога, упиравшаяся в стремя, ремень удалось вытянуть, но теперь она была не вполне уверена, на какую дырку застёгивает его – действительно покороче или на ту же самую, что была?.. Помучившись, она застегнула как придётся. Сейчас сравним с другой ногой и всё выясним…
И тут её заново прошиб вернувшийся страх: а ведь Хеопс наверняка понимает, насколько ещё неуверенно она держится в седле! Да к тому же приходится отставлять в сторону колено, утрачивая последнюю цепкость… А вдруг он выберет именно этот момент, чтобы…
Хеопс не выбрал. Не иначе, откладывал расправу до более удобного случая. Стаська благополучно подтянула второе стремя, надела перчатки, вернула на место хлыстик и огляделась кругом.
Пока она расстёгивала-застёгивала ремни, смена не только миновала ворота, но и успела отъехать от них достаточно далеко. И, как ни странно, ничего ужасного за это время не произошло. Кони, в том числе Хеопс, смирно вышагивали друг за дружкой и вели себя на удивление пристойно. Никто не взвивался на дыбы, не пытался прыгать через заборы или бешено уноситься в неведомом направлении… Стаська выпрямилась в седле и подумала: уж верно, Роман Романович знал, что творил. Если он решил, что можно её выпускать ездить со всеми по улице, значит, она в самом деле на это способна. Ему же видней!
Два с половиной метра – это очень приличная высота над, землёй. Воспринимаешь окружающее совсем не так, как на прогулке пешком. Вровень с лицом проплывают макушки кустов, и есть риск оставить шапочку на ветвях берёз, раскинутых над дорогой. Видно всё, что делается за глухими заборами, на крышах сараев и гаражей… Правда, и вниз лететь с такой высоты мало не покажется, но без конца думать об этом всё равно без толку. Придётся падать – ну, упадём. А прежде смерти, как дядя Лёша говорит, помирать незачем…
Хеопс заметил автомобиль, приближавшийся из бокового проезда, намного раньше всадницы. Стаська спохватилась, только когда сзади завопили: «Машина!..» а конь успел разволноваться вовсю. Она сразу вспомнила, что с уличным транспортом у Хеопса были проблемы, и вконец перетрусила. Огромный конь, такой нахальный и независимый в деннике, разом превратился в трепещущего жеребёнка. Он с явным удовольствием шмыгнул бы, как в детстве, за мамку, но мамки поблизости не было, а значит, оставалось одно – удирать!..
Сломя голову и не разбирая дороги!..
Стаська, под которой вертелись и испуганно приседали пятьсот кило готовых к действию мышц, восприняла мысли коня с той телепатической чёткостью, какая бывает только со страху.
