Зря я задал этот вопрос. Не подумав. Как говаривал классик: «Не сразу пришло мастерство к молодому сапёру». На секунду померещилось даже, что опять придётся отпаивать её минералкой.
— Я… защищалась…
— От Ингмара?
Уставилась в ужасе.
— Анна Владимировна… Успокойтесь. Оружие было именно травматическим. Застрелить из него трудновато. Вдобавок вы ведь, как я понимаю, не в упор стреляли.
Выдохнула, уронила плечи.
— Зачем же он…
— Успокойтесь, — повторил я. — Константин поступил совершенно правильно. Полагая, что наган настоящий, вы чувствовали себя увереннее. Так?
— Так…
— Ну вот видите… Кстати, в чём вы его носили? В сумочке, в кобуре?
— За поясом юбки.
Тоже красиво. И выхватывать легче. Только вот трусы потом выкидывать придётся — от масла не отстираешь.
В течение первых трёх дней романтической нелегалки ничего особенного не происходит. Отношения будущих супругов остаются товарищескими. Конспиративно товарищескими. Ничего личного. А вечером четвёртого дня — условный звонок, условный стук в дверь, чуть ли не пароль. Мужественный и несгибаемый спасатель является с опрокинутым лицом и сообщает, что, по его сведениям, следователь прокуратуры Порфирьев утонул в марте сего года. А сейчас июнь. То есть всё это время Аська имела дело с покойником. Потрясение столь велико, что взаимные чувства двух нелегалов той же ночью переходят в глубоко интимные (Бу спит в облюбованной им каморке и не мешает).
В промежутках между утехами внезапные любовники секретничают, откровенничают, затем раздаётся испуганный, по выражению Анны Владимировны, телефонный звонок. Звонит таинственный частный сыщик Антон. Снимая трубку, Костик нечаянно (вот ведь неловкость какая!) задевает кнопку громкой связи — и Аська становится свидетельницей душераздирающего монолога. Антон взволнованно сообщает, что всё раскопал, что за нелегалами следит вездесущий «Солнечный храм» и что нужно срочно «менять берлогу». Далее слышен шум подъезжающей машины, выстрелы и предсмертные междометия Антона.
Конец связи.
— Анна Владимировна, скажите, а раньше в ваших разговорах с Костиком ни разу не всплывал «Солнечный храм»?
— Я писала о нём диплом.
— О «Солнечном храме»? Вы имеете в виду фирму или секту?
— Секту.
— Когда вы об этом сказали Костику?
— Да в ту же ночь.
— После этого он никуда не отлучался?
— Костик? Ну… разве что в туалет. А почему вы…
— Нет, ничего-ничего, продолжайте…
Собственно, продолжение напрашивается само собой. Бежать! Немедленно! Сию минуту! Звонок наверняка засекли, адрес вот-вот вычислят. Антона шлёпнули — значит, и до нас доберутся. Будущая чета хватает так и не проснувшегося Бу (золотой ребёнок!) и бежит, причём бегство их ничуть не менее нелепо, чем предыдущая конспирация. Ловят сначала один мотор, потом другой. С лёгким цыганским акцентом объясняют, куда ехать. Заезжают на Канонерский. Аське мерещится, будто все за ними следят, что, согласитесь, неудивительно — с перепугу-то! Наконец Костик привозит святое семейство к некоему Фёдору, «анархисту-одиночке и теоретику городской партизанской войны».
— Фамилию не назовёте?
— Нет. Увалень такой… На медведя похож.
Фёдор. Анархист-одиночка. С Канонерского… Не тот ли это чернорубашечник Федя, что одно время торговал на «газоне плача» («стену плача» тогда только-только снесли) трудами Бакунина и мемуарами Махно? Ладно. Выясним.
Похожий на медведя (опять медведь!) анархист заверяет беглецов, что упрячет их как нельзя более надёжно и, напоив чаем, везёт на Обводный.
— Это Костик попросил отвезти вас на Обводный?
— Нет. Фёдор сказал: «Поселю у надёжных людей», — и повёз.
И привёз их загадочный Фёдор не куда-нибудь, а прямиком к «Солнечному храму». Дождь. Темнота. Высадив мать с сыном (по-прежнему спящим), водитель внезапно достаёт пистолет и на глазах потрясённой Аськи дважды стреляет в Костика. Выбрасывает орудие убийства из кабины — и уезжает вместе с застреленным.
Чёрт возьми! Не слишком ли много оживших трупов для одного дела? Сначала Стас, потом Порфирьев, теперь вот Костик…
— Как вы думаете, почему Фёдор так поступил?
— Заказ. Пока ехали, с ним связались по мобильнику. Я слышала, как он с кем-то торговался. Потом сказал: «Они называют это бизнес!» — и свернул к Обводному.
— Кому, по-вашему, понадобилось заказывать Костика?
— Ингмару. Или Порфирьеву.
Плохо…
— А Порфирьеву-то с какой радости?
— Ну так он же работал на Ингмара.
Ай-яй-яй-яй-яй… Этого-то я и опасался.
— Почему вы так считаете?
— Я не считаю. Я знаю. Уверена.
— Анна Владимировна, — с усталой улыбкой, сказал я ей. — Всего полчаса назад вы были уверены в том, что следователь Порфирьев — зомби…
Вздрогнула, чуть отшатнулась.
— Теперь вы уверены в том, что он — оборотень, — укоризненно продолжал я.
— Но я сама видела…
— Прекрасно. Вот и рассказывайте всё, что видели… А выводы будем делать вместе. Лады?
Итак, убийца Фёдор уезжает вместе с убитым Костиком. А за спиной Аськи в ту же секунду возникает из дождя Пётр Сергеевич Порфирьев. Отбирает подобранный Аськой пистолет, платком стирает с него отпечатки. Говорит что-то вроде: «Он хотел на вас убийство повесить, да кто ж ему позволит!» Затем ведёт Аську в здание «Солнечного храма».
Н-ни черта себе! Да любая нормальная мать, увидев перед собой ожившего мертвеца, подхватила бы сына и с визгом кинулась прочь. Ладно, допустим нехотя, что основные инстинкты у мистиков отшиблены.
Поднялись на второй этаж.
— Говорили о чём-нибудь?
— Нет… Или да… Я плохо помню. Я думала, Костю убили… Только тогда и поняла, как я его любила… люблю…
— Всё-таки попробуйте вспомнить.
С досадой наморщила лобик. Чуть ли не с отвращением.
— Кажется, с ним кто-то связался по рации, с Порфирьевым. Какие-то проблемы… А я вроде спросила: «Разве у мёртвых бывают проблемы?»
— А он?
— Сказал, что бывают.
— Так. Дальше.
