– А он, как всегда, отбыл в свой загородный дом, в Манассас. Но просил сообщить ему немедля, как только что-то станет известно. Его телефон…
– Спасибо, мы знаем, – отрезала я и положила трубку. Русские вопросительно уставились на меня.
– В приемной его уже нет, но он просил сообщить, как только будут сведения, – сказала я.
– А где он? – полюбопытствовал Анджей.
– В своем доме в Манассасе. Это миль сорок от Капитолия.
– Значит, часах в полутора. – Щербакову, похоже, не давали покоя лавры Эйнштейна, и он перевел расстояние во время.
– Торопиться некуда, – сказал Анджей. – Подъедем часам к двум- трем ночи и…
– Ну что вы, Андрей? – возразил Щербаков. – Разве можно врываться к человеку, да еще сенатору, в три часа ночи? В десять – еще куда ни шло, но никак уж не позже полуночи.
Заброцкий удивленно уставился на него и пожал плечами.
– По-моему, глухой ночью проще, – сказал он. – А в принципе, мне все равно. Хоть среди бела дня.
Слушая этот разговор, я начала потихоньку раздумывать, кто из нас сошел с ума – я или эти двое.
– Постойте! – не выдержала я. – Вы что, серьезно собрались явиться ночью домой к сенатору Аттенборо, чтобы задать ему пару вопросов?
– Да, – подтвердил Щербаков. – А что вас так удивляет?
– Но ведь там будет охрана!
– Ну и что?
– Какая охрана? – переспросил одновременно с ним ухмыляющийся Заброцкий. От этой его ухмылочки меня передернуло. Сразу вспомнились его палаческие ужимки, от которых бедняга Брант трясся осиновым листом. А только что был такой милый парень…
– Вы что, собираетесь…
– Ну что вы! – Щербаков подозрительно покосился на Заброцкого. – Мы же не бомбисты какие-нибудь. Мы спокойно зайдем, зададим наши вопросы и так же спокойно уйдем. В конце концов, один раз мы уже имели с ним беседу.
Ага, и это вам сошло с рук? Положительно, эти русские все чокнутые. И то сказать, разве может нормальный человек выжить в Сибири?
– Кстати, Кейт, – спросил вдруг Анджей, – у вас случайно японского кухонного набора нет?
– Что? – не поняла я.
– Японский набор кухонных ножей, – пояснил Заброцкий. – Такие, знаете, симпатичные ножики. Штук двадцать. Бездна восторга для любой хозяйки.
– Н-нет. А зачем они вам?
Заброцкий удивленно посмотрел на меня.
– Вилла. Ночь, – начал он с видом человека, объясняющего ребенку, почему луна на небе круглая и не падает. – В парк вокруг дома выпускают собак. Минимум три, максимум семь – берем пять. В моем швейцарском перочинном много чего полезного, но против ротвейлеров с ним выходить как-то бледновато. Ладно, пойду посмотрю, может, на вашей кухне найдется что-нибудь подходящее.
– С чего вы взяли, что там будут собаки? – чуть не взвыла я.
Заброцкий замер в дверях кухни.
– Я видел сенатора, – сказал он на своем резаном английском. – Видел его кабинет. Он дурак. Значит, и загородный дом у него стандартный – большой, в английском стиле. Вокруг дома парк, вокруг парка – ограда. Ночью в парк выпускают собак.
С этими словам он скрылся на кухне, откуда вскоре донесся грохот выдвигаемых ящиков.
Несколько секунд я тупо взирала на опустевший дверной проем, затем перевела взгляд на Щербакова.
– Вообще-то Андрей иногда чересчур прямолинеен, – признал Щербаков. – Но в данном случае он скорее всего прав.
Мне страшно захотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым.
– Но ведь там будет сигнализация.
– Да ну, – донесся из кухни голос Заброцкого. – Это же не ракетная база. Спорим на пять долларов, что эту сигнализацию я за десять минут расковыряю?
Это было уже слишком. Я вскочила и бросилась на кухню. Заброцкий, распахнув настежь дверцу холодильника, изучал содержимое нижней полки – полный, ничем не нарушенный вакуум.
– Консервов у вас, я так понимаю, тоже нет? – жалобно поинтересовался он.
– Да что вы себе вообще позволяете? – заорала я на него. – Явились тут, впутали меня черт знает во что, да еще в моей квартире все вверх дном переворачивают. Вы хоть на секунду задумываетесь о том, что вы делаете?
– Мы, – глазом не моргнув, ответил Анджей, – делаем свою работу. Так же, как и вы свою.
Я посмотрела на этого милого паренька с внешностью студента и выучкой профессионального киллера, вздохнула и присела на корточки рядом с ним.
– Так за каким чертом вам понадобились консервы?
– Я их есть буду, – ответил нимало не смущенный Заброцкий. – Когда найду.
– Не найдете, – простонала я, присаживаясь на край стола. – Доставайте яичный порошок и зовите своего босса, пусть готовит.
– Вообще-то он мне не начальник, – с обидой произнес Анджей, поднимаясь с колен. – Я у него во временном подчинении, это другое дело. А где у вас порошок, я забыл?
– Не надо, я сама достану. – Я попыталась дотянуться до полки, но не смогла – в прошлый раз так далеко упихнула, что самой неловко. Заброцкий сунулся было помогать, я отстранила его, шагнула на табурет, ухватила злокозненный пакет за угол, и туг табуретка решила показать норов. И взбрыкнула ногой.
Томительную секунду я изображала родео на табуретке, а потом ухнула вниз, успев подумать только, что на тот свет прибуду в виде омлета из порошковых яиц. Однако удара об пол не последовало. Меня подхватило, как в балете, аккуратно поставило на пол и отобрало пакет.
– Ну что же вы, Кейт, – укорил меня Анджей. – Я бы достал, чес- слово!
Левой рукой он все еще держал меня за талию. Рука была горячая, точно грелка. Я с ужасом ощутила, как меня начинает трясти. От напряжения, от облегчения, от… черт его разберет, отчего, но я стояла перед этим парнем, онемев и окаменев, и только тепло его ладони снимало этот знобкий паралич.
– Да что с вами? – забеспокоился Заброцкий. Вот же скотина бесчувственная! Плохо мне, понимаешь, нет?
– Садитесь, – Анджей решительно развернул меня спиной и так
