Чтобы пыл не спадал.
В десятикратную оптику банда – назвать этих людей подразделением у меня просто язык не поворачивался – у казарм была видна довольно отчетливо. Благо фонари по углам так никто и не погасил. Парочку, правда, уже успели расстрелять. И вообще, на фасаде следы «эрликона» были хоть и доминирующей, но отнюдь не единственной деталью лунного рельефа – патронов штатники не жалели.
Первым надо выцелить командира. Это просто. Командир – тот, кто меньше всех бегает и больше всех орет. В данном случае вон он, длинный. Ишь как пистолетом размахался.
Раз-два, вдохнуть-выдохнуть, задержать дыхание… Есть.
Приклад «штейра» мягко толкнулся мне в плечо. В первый миг мне показалось, что прицел все-таки сбит – слишком уж резко рухнул длинный. Нет, встает, точнее, пытается встать и орет – здесь слышно. Больно человеку, по всему видать. Ну а что ж ты хотел, болезный, а? Никто ведь тебя сюда насильно не гнал, сам пришел – а вот уйти так же не получится. Унесут-с.
Так, а это что за толстяк? Сэр, ну это же неприлично в армию, пусть даже и частную, с такой фигурой. Вы своей филейной частью просто позорите вид… Интересно, сумею или нет? Есть! Только брызги полетели. Очень, надо заметить, деликатная рана. Хотя на войне встречается не так уж редко, как принято думать. У тех же летчиков, к примеру.
Милай, а ты куды полез? Пожар тушить? Не надо его тушить, пусть он еще погорит. Вот тебе подарочек в плечо – правильно, займись своими делами, отползай потихонечку в сторонку. Уступи место следующему герою.
Расклад был беспроигрышный. Засечь одиночные вспышки выстрелов на фоне пожара за моей спиной – задача для любимого штатниками Сверхчеловека. А по звуку… Такой сверхчеловек нашелся. В тот момент, когда я набивал третью по счету обойму, об давешний лист ангарной крыши звонко цвикнула пуля.
Рефлекс сработал на ять – из положения полусидя я перекатился в сторону и укрылся за еще одним листом. Вторая пуля пропела где-то надо мной и сгинула в огне.
Это кто ж у нас такой меткий? С такими чуткими ушками? Нам такие люди нужны…
Действовать надо было быстро, пока этот вольный стрелок не поделился своими открытиями с окружающими. Если вся орава начнет поливать свинцом прилегающую ко мне территорию, это уже будет не баллистика, а статистика.
Перекат на прежнее место, две пули в белый свет, обратно в укрытие – ответная пуля выбила фонтанчик в полуметре от моей бывшей лежки.
Но направление я засек.
Левее, левее… Вот он, сволочь! Скорчился за каким-то ящиком, Соколиный Глаз хренов!
Первый раз за вечер я стрелял с четким намерением убить и, увидев, как, мотнув напоследок стволом, безвольным мешком осело тело моего врага, испытал… да, пожалуй, что удовлетворение.
Все было просто, как перпендикуляр – у меня была более выгодная позиция, лучшая винтовка, да и подготовлен я не в пример, но и он был не лыком шит, раз сумел засечь меня по звукам и найти без оптики на фоне пламени. Окажись он еще чуть половчее – но он был, а я есть. И приложу все усилия, чтобы продолжать быть.
Словно в ответ на мои мысли сзади повеяло жарким дыханием адского пламени. Я оглянулся. Ветер сменил направление. Теперь он гнал огонь прямо на меня.
Похоже, пора смываться, пока не припекли пятки. Не пожар, так эти. Если, конечно, найдут в себе силы оторваться от столь увлекательного занятия, как взаимная перестрелка.
К тому моменту, когда я отмахал от базы с полверсты, зарево раскинулось на добрую четверть ночного небосвода, а стрельба и не думала стихать.
Теперь можно и возвращаться. Я глянул на часы – радиевые стрелки показывали полпервого ночи. Времени уйма. В конце концов, свидание с Кейт только в полдень. Ну что еще может случиться?
Дорога Манассас-Арлингтон,
30 сентября 1979 года, воскресенье…
Сергей Щербаков
Надо же, как развиднелось за ночь. Синего неба, правда, нам не дождаться – где-то высоко-высоко, под самым господним престолом натянули белый полог, и сквозь него ясным серебряным кругом блистало солнце.
– Как думаете, Сергей, не тормознут нас на угнанной машине? – поинтересовалась Кейт, потягиваясь.
– Это вам лучше знать, – ответил я. – Вряд ли. Кроме того, угонять сейчас новую – себе дороже.
М-да. Вот что значит придерживаться образа.
Переночевать в гостинице городка Манассас придумал я. В самом деле – если город живет историей, то отелей в нем должно быть больше, чем домов. А приезжих через него проходит столько, что в лица им уже не смотрят – только на кошельки, или, в моем случае, на идекарты. Поэтому мы самым наглым образом подкатили вечером к парадному и так же нагло уехали утром. И никто ничего не заподозрил. Оставь мы «Бригантину» на стоянке у отеля – вот тогда начались бы вопросы.
А вот легенду выдумала Кейт. Я ломал голову, как бы представиться поприличнее – не то дядей и племянницей, не то братом и сестрой. Но всякий раз выходило, что разговаривать с портье придется мне. С моим русским говором.
А вышло, что всю беседу Кейт взяла на себя и наплела портье душещипательную байку о франко-канадском бизнесмене, приезжающем к ней, скрываясь от ревнивой жены, его большой любви и так далее… Мне оставалось солидно хмыкать по-французски и платить. Все бы ничего, но номер нам выделили один на двоих. Хорошо еще, что по местному обычаю кровати были раздельные, а то я уже готовился к ночевке на полу.
Я потер лоб, покосился на зеркальце – нет, шишки вроде не осталось. Кейт запустила мне в голову стаканом, когда я предложил не рассказывать эту историю Андрею – мне не хотелось, чтобы он плохо подумал о своей невесте. Вот и пойми после этого женщин. Бережешь их доброе имя, а получаешь… посудой в лоб.
– Пустая какая дорога, – заметила Кейт. Против вчерашнего, на нее накатила разговорчивость.
– Мм, – промычал я.
А правда, почему так? Где вездесущие штатовские авто? Словно мы едем… по Архангельской губернии. Промелькнет машина-другая, и все.
– О, кто-то впереди маячит! – обрадовалась американка непонятно чему.
Я прибавил газу. «Бригантина» – не гоночное авто; если мы кого-то догоняем, этот кто-то, видно, имел в предках черепаху. Больную ревматизмом, надо полагать.
Это оказалась военная автоколонна. Двенадцать грузовиков и два вездехода – ведущий и замыкающий. Завидев нас, из последнего грузовика завысовывались парни в полевой форме, но без знаков различия, только со звездно-полосатыми повязками на рукавах. Парни свистели, махали нам руками, один вытащил государственное знамя и развернул – оно заструилось за
