– Так точно. «Оку» пропустить, хвосты обрубить.
– Ну праально. Руби хвосты по самый копчик, хе-хе. Короче, давай, Охренеев, категоричнее там, без соплей. Сделаешь как надо, будешь старлеем. Сержанта твоего тоже повысим. Выполнять, такую мать!
Вырванные из лап морока постовые с облегчением переглянулись. До десяти ноль-ноль оставалось без малого четыре часа. Можно было работать – и зарабатывать. Нерегламентированная парковка, непройденный техосмотр, отсутствие путевок и сертификатов, похмельные глазенки водителей – эти и многие другие сокровища только и ждали, чтобы их добыли решительные люди.
Старатели вооружились полосатыми инструментами и двинулись разрабатывать богатейшие залежи.
Только-только торговая братия освободила подъездные пути, а через сонное Картафаново уже заструился ручеек двуногих жаворонков. Всех тех, кого шило внутреннего распорядка непременно колет спозаранку, заставляя активно метаться по жилым площадям. До выхода из дома они имеют обыкновение несколько раз опорожнить сливной бачок и с фырканьем да уханьем принять душ. Они хлопают дверцей холодильника с такой силой, что у соседей (на два этажа выше по диагонали) штукатурка смачными пластами шлепается на супружеское ложе. Часть людей-жаворонков под легкую музыку самозабвенно проходит курс утренней гимнастики. Остальные просто включают телевизор, чтобы выслушать порцию мгновенно забывающихся новостей, сомнительный прогноз погоды и ворох рекламных предложений. И все, все поголовно жаворонки удивляются, как же это можно – долго спать по утрам?
Ну струится ручеек, состоящий из отдельных капелек со своими горестями-радостями, и пусть себе струится. Горести, конечно, у каждого свои, зато радость – на всех одна. Называется картафановским общенациональным праздником, Днем Поголовного Гуляния.
Кофейная «Ока» лениво плелась по запруженному тракту, изредка взрыкивая на особо мельтешащие объекты.
– Парни, или я чего-то не догоняю, или сиятельные господа решили по случаю «стрелки» на месяц раньше отметить День города? – Попов с недоумением перевел взгляд на сотоварищей.
Илья как ни в чем не бывало благодушно позевывал. Никита, сделав лицо огнеупорным кирпичом, доложил:
– Осмелюсь предположить, что имеет место грандиозная провокация с целью выставить нас ястребами Октагона, растлителями инопланетной жизни на Земле и маркшейдерами нетрудовых отложений!
– Иди проспись, военный! – Алексей отмахнулся от резвящегося Добрынина и высунулся в окно. – Дяденьки! – обратился он к шагающим с полной выкладкой представителям мини-рыночных отношений. – Почему не даем зарасти народной тропе? Большая броуновская революция под лозунгом «Движение – в жизнь»?
Оба представителя обернулись, на поверку оказавшись очень даже ничего себе тетеньками. Разглядеть это сразу Алексею помешали костюмы: удобные, но не слишком изящные комбинезоны в стиле «милитари». Одна из дамочек, чернявая, крутобедрая, грациозно помахивая объемистыми баулами, подплыла ближе к машине:
– Ах, принц, что ж теперь, если нет на нас хрустальных туфелек, так мы уже и не Золушки?
Губы ее подрагивали от якобы сдерживаемых рыданий, но глаза смеялись. Дивные, нужно отметить, очи. Карие, влажно блестящие, и ресницы – во!
– Или у вас только дяденьки на уме? – добавила чернявая жалостливо.
Бичуемый взглядом, полным неутоленной женской печали, Алексей покраснел, заерзал и пробормотал изменившимся голосом:
– Боже сохрани! Дяденьки – это не по нашей части. По нашей исключительно тетеньки, сестренки да барышни.
– И персеанские рептилоидихи! – скрипуче донеслось из салона.
Попов обернулся и погрозил кому-то кулаком. Потом снова взглянул на чернявенькую:
– А вообще, я того… Как бы не могу оторвать глаз от тебя. Реально.
– Молодой человек, что вы себе позволяете!
Чернявенькая вновь эротично взмахнула баулами. Баулы с грозным гудением вспороли воздух в непосредственной близости от Алексея. Тот едва успел укрыть голову в салоне.
– Да вы, оказывается, утренний маньяк! Ну поглянулась я вам, зачем же сразу глаз отрывать? На что он вам? Небось в какую-нибудь маньячную коллекцию? Пришпандорить его хотите среди откушенных органов и резервуаров с молоком любимых женщин?!
Подошедшая ближе товарка хмуро ее одернула:
– Юльша, перестань базлать. Солнце уже высоко, а нам еще переться и переться на эту чертову голгофу.
Юльша пожала плечами и отодвинулась от «Оки». Попов внезапно почувствовал, что ее неоторванные антрацитовые глаза могли бы стать бриллиантами в его коллекции. Не маньяка, конечно, а дамского угодника.
Ободренный тычками друзей, он на ходу приоткрыл дверцу:
– Тетеньки! Постойте, погодите. Вы меня неправильно поняли. Я не такой, я вообще-то хороший. Вон хоть парней спросите.
Парни тут же заревели из машины, что не просто хороший, а лучший в городе. И в области. Да и на всей Среднерусской возвышенности. Настоящий подарок!
– И потом, – мурлыкая будто котофей, продолжил «настоящий подарок», – вы так и не ответили на мой вопрос. Куда движетесь-то, красавицы? Хоть намекните, а то так и буду мучиться до конца своих дней. А наступят они очень быстро, ведь от беспокойства я тяжело захвораю. Разве вам меня ничуточки не жалко?
– Ну чуточку-то жалко. Только вот разговоры на ходу сбивают дыхание, – сообщила Юльша.
– Так давайте мы вас подвезем, – оживился Леха, – а по пути спокойно побеседуем.
Он выскочил на дорогу и попытался перехватить баулы из рук Юльшиной напарницы.
– Вот еще! – заартачилась та. – У нас принцип. Никогда не подвозись с незнакомцами. А то потом с последствиями навозишься. Да мы, поди-ка, и не уместимся с грузом в вашей мыльнице…
– Ерунда, как-нибудь уместимся!
Легко сломив сопротивление, Леха покидал тюки в багажное отделение и тут же запломбировал его. Пошушукавшись ради порядка, девушки решительно полезли в машину.
После знакомства с обстановкой внутри чудо-авто и с членами экипажа подобревшая Польша, она же Полина, бойко объяснила, зачем им понадобилось спозаранку оседлать сей highway to hell.[14]
С заоблачных верхов Нашего Дела пришло строгое распоряжение: все как один на Копчик. То ли выборы в МУД, то ли показательные выступления бойцов позитива. В целом жуткая муссонская лажа. И забить бы на нее, да не забивается, потому что обстоятельства. Вообще-то она,
