– Таких уничтожал бы в зародыше! – прохрипел Бум-Бум. – И с тобой цацкаться не буду!
– Давай, братва, кончать с ними!
Но белые никак не прореагировали на угрозы, будто здесь не было ни Волокиты, ни Поросенка, ни Костяшки, ни даже Бум-Бума с пистолетом.
– О'кей, договорились, – сказал тот, что помоложе. – Генерал будет первым сегодня вечером. Остальное уточним утром. И пока я еще не в форме, возьму с собой Чиуна.
– Не возражаю, – кивнул тощий. – Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему так важно наше участие в этом деле? Все остальные известны, поэтому под подозрением.
– У меня плохие новости, сэр, – вновь заговорил молодой Чарли.
Бум-Бум взглянул на Волокиту и недоуменно пожал плечами, а Костяшка и Поросенок, не сговариваясь, покрутили пальцами у висков, показывая, что у белых гусей крыша поехала. А как это объяснить иначе? В самом центре черного квартала в Вашингтоне четыре здоровенных негра, вооруженных пистолетом, угрожают двум белым замухрышкам, а те вместо того, чтобы кричать, бежать или молить о пощаде, знай себе беседуют, как расстроить одно дело да как организовать другое, будто их жизнь не висит на волоске.
– И что это за новости? – спросил тощий.
– Кто-то интересуется нашими делами, а может быть, кое-что уже знает, – сказал тот, который помоложе. – В Майами на меня напали. Думаю, что нашу линию прослушивают и…
– Есть только один человек, который…
– Верно! – согласился молодой Чарли.
– Боже мой! – воскликнул тощий. – Надеюсь, это не то, о чем я только что подумал.
Пробормотав какое-то ругательство, Бум-Бум направил пистолет в лицо гуся помоложе:
– Ты тут плетешь всякое, чего я не секу. Я вас граблю, ясно?
– И сколько вы бы хотели? – в голосе молодого гуся прозвучала снисходительная жалость. Это не понравилось Бум-Буму.
– А сколько у тебя есть? – спросил он грубо.
– Я дам вам, парни, по сто долларов каждому. Идет?
– Пятьдесят! – твердо сказал старый гусь с портфелем.
– Да пусть будет сто, – настаивал молодой шизик. – Сегодня на пятьдесят не больно-то разгуляешься.
– Сотня здесь, сотня там – вот и набегают суммы. Дайте им по семьдесят пять и ни цента больше.
– О'кей! Пусть будет по семьдесят пять.
Бум-Бум кожей почувствовал, как из его рук уплывают еще не полученные, но уже мысленно потраченные денежки, и распсиховался:
– Могу я помешать вашей чертовски интересной беседе? – ехидно заметил он, энергично размахивая пистолетом. – Это – мое ограбление, и только я один решаю, сколько мне получать!
– Семьдесят пять долларов тебя устроят? – спросил молодой белый.
– Нет!
– Никогда! – дружно заорали Поросенок и Костяшка. – Мы хотим все! Все, что у вас есть… И портфель тоже!
– Ну, тогда извините, ребята, – мягко сказал белый помоложе.
Остальное произошло так быстро, что поначалу никто ничего толком не понял. Бум-Бум дико взвыл и, подпрыгивая, затряс руками, перебитые кисти которых беспомощно болтались на каких-то эластичных веревочках, похожих на резинки. Поросенок и Костяшка с переломанными ногами бездыханно лежали на земле. Волокита смутно помнил, как в ночном уличном свете сверкнула белая рука и… Очнулся он только в отделении неотложной помощи.
Глава седьмая
Миссис Уитерс сообщила полиции не все.
– Да, я проснулась ночью и увидела мужа в постели мертвым. А вместо лица… Это было ужасное зрелище!.. Нет, я ничего не слышала. Ничего! Я спала…
– Вы хотите сказать, мадам, что кто-то убил и изуродовал вашего мужа, спавшего рядом с вами, а вы абсолютно ничего не слышали? – переспросил полицейский.
Сыщик раздражал ее. Рассевшись в своем 75-долларовом костюме на ее 1800-долларовом кожаном диване, он не имел права так грубо, так неуважительно разговаривать с ней, делая пометки в потертом блокноте.
Всего лишь сержант, а то и меньше, и туда же! – подумала она с неприязнью, а вслух спросила:
– Вашему полковнику известно, что вы так разговариваете с людьми?
– Я полицейский, мадам, а не солдат!
– А вот генерал Уитерс был солдатом! – холодно заметила миссис Уитерс.
В спешке она набросила на себя что-то розовое и прозрачное и теперь жалела: надо было надеть что-нибудь поплотнее. Например, костюм. И беседовать на веранде, а не здесь. Ей все больше не нравился этот сержант, который вел себя так развязно. Какое неуважение к памяти покойного генерала Уитерса!
Санитары вывезли на каталке тело генерала через гостиную. Белая простыня закрывала то, что осталось от его головы.
– Мадам, мы хороши сознаем, что ваш муж был солдатом, – сказал полицейский. – Но сейчас речь о другом.
– Да, но в вашем голосе слышится неуважение, сержант, а в поведении нет и намека на субординацию, – возразила миссис Уитерс.
– Я еще раз повторяю, мадам, что я полицейский, а не солдат.
– Это бросается в глаза!
– Мадам, вы были единственным человеком, находившимся в этот трагический момент рядом с генералом. Боюсь, что это ставит вас под подозрение.
– Не говорите ерунды, сержант! Генерал Уитерс был четырехзвездным генералом и первым кандидатом на получение пятой звезды. Для чего же мне его убивать?
– Звезды и звания – не единственное, что связывает людей, мадам. Особенно мужчину и женщину.
– Вы не солдат!
– Вы уверены, что ничего не слышали?
– Уверена! – отрезала миссис Уитерс, запахивая поплотнее розовый ночной халатик.
Бесспорно, она была привлекательна, женщина на пороге увядания, когда огонь последних желаний испепеляет тело, не предназначенное более для продолжения рода.
У миссис Уитерс действительно был секрет, которым она не захотела делиться. Слушая неряшливого капрала или как он там себя называет, она вспоминала те удивительные бархатные руки. Ее разбудил легкий шум. Миссис Уитерс повернулась на другой бок, но глаза открыть не успела: чьи-то восхитительные трепетные руки коснулись кончиками пальцев ее век, а затем скользнули по телу, будя в каждой его клеточке самые затаенные чувства. Она проснулась от желания, страстного, требовательного, все поглощающего. А потом… потом пришло исполнение, о котором она не мечтала в самых смелых снах. «О-о, Ванс! Ванс!» – стонала она в экстазе. Восхитительные руки продолжали ласкать ее тело и после, касаясь самых укромных его уголков, а потом легким пухом опустились на веки, не давая глазам открыться. В этом блаженном состоянии миссис Уитерс вновь заснула и проснулась только тогда,
