трансформаторной подстанции или электростанции, построенной на окраине канадской столицы. Это была угрюмая кирпичная коробка, а над главным входом висела полинявшая надпись, которая когда-то читалась «Оттава электрик», но сейчас от нее осталось только «От трик». В свете единственной красной лампочки над входом дверь казалась закопченной.
Такси остановилось прямо у входа. Генеральный секретарь вышел и с чопорным поклоном расплатился. Поправив галстук, он подошел к двери и нажал на кнопку звонка, не забыв перед этим оправить пиджак.
Дверь зажужжала, отворилась внутрь, и он мгновенно исчез за ней.
– Мы остановимся здесь, – сказал Римо, – но эта машина нам еще может понадобиться.
– Не возражаю, – ответил съежившийся полицейский. – Когда будете готовы, вызовите диспетчера.
– Мы бы предпочли, чтобы вы нас подождали.
– В таком случае будьте добры выключить двигатель.
– Нет проблем, – согласился Римо.
Они оставили мотор выключенным, а полицейского – свернувшимся в багажнике, а сами пошли ко входу в здание.
Римо огляделся.
– Похоже на такое место, где официальный представитель ООН мог бы встретиться с канадским министром, если им не нужны свидетели.
– Возможно, – сказал Чиун.
– Это будет как нечего делать.
– Не считай лососей до нереста, – мрачно предупредил мастер Синанджу.
– А что может случиться? Мы же в Канаде. Здесь даже полицейский не рискует принять бой.
Глава 31
Министр рыбного хозяйства Канады Гил Хьюгтон буквально слетел по трапу с самолета «Эр Канада» и прыгнул в свой «бентли».
Сияющая серебром машина ворвалась в степенное уличное движение Оттавы. Нога министра непроизвольно давила на газ, и он заметил, что превышает скорость. Этого он раньше никогда не делал. Но теперь превышал. Ладно, только на этот раз. Министерские номера избавят его от разговоров с дорожной полицией.
Его поездка к Храму Кали была вихрем отрывочных мыслей. Гил Хьюгтон надеялся, что Госпожа Кали найдет для него время перед встречей. Если нет, то после. Его и то, и другое устроит.
Через двадцать минут он подрулил к мрачному зданию. Впрочем, оно всегда было мрачным. И только красная лампочка над входной дверью указывала, что эта старая электростанция еще не совсем заброшена. Поставив машину у тротуара, министр быстрым и четким шагом пошел на этот рубиновый свет. Кнопка звонка отозвалась жужжанием, и министра впустили внутрь.
В огромной приемной с эротическими скульптурами он решил пока не снимать с себя одежду. Лучше не надо. Что, если Генеральный секретарь ООН уже здесь? Да, правда, правила Госпожи Кали суровы и неизменны. Никто не входит к ней иначе как в том виде, в котором появился на свет.
Но сейчас – это другое дело. Он здесь сейчас не как поклонник, а как министр промыслов и океанов.
А если он ошибается, то он ничего не имеет против попробовать кнута в награду за серьезный проступок.
Показавшись перед зеркальной дверью, он возвысил голос:
– Прошу позволения войти в обитель ужаса.
– Входи, – резанул холодный и твердый, как сталь, голос.
Гилу Хьюгтону послышалось в ее голосе восхитительное нетерпение, и он шагнул вперед. Двери распахнулись, и Гилберт остолбенел.
Госпожа Кали стояла посреди комнаты, уперев кулаки в бедра, разведя локти, низко склонив лицо в маске домино, и ее вечно меняющиеся глаза горели, как изумруды, если смотреть через них на огонь.
В следующее мгновение они были как голубые алмазы, холодные и безжалостные, и от их взгляда у него засосало под ложечкой.
– Надеюсь, я не опоздал к началу встречи? – спросил министр.
– Ты слишком рано.
– Это хорошо.
– Я презираю торопливость.
Хьюгтон попытался сглотнуть. Язык был как кусок высохшей резины.
– Я... Я могу уйти, если вы позволите.
Тут он заметил алую розу на длинном стебле, воткнутую в звено цепи, опоясывающей ее лироподобные бедра. Быстрым движением руки Госпожа Кали выдернула розу и подняла вверх.
Повернувшись боком – он видел ее поднятые груди и лицо в профиль, и сердце у него замерло, – она поднесла розу к свету. Сжав алый рот, она стала отщипывать шипы со стебля.
– Приблизься, – прозвучало приглашение.
Он сделал несколько осторожных шагов. Тонкие пальцы отламывали шипы один за другим. Они падали на черный стеклянный пол с сухим тоненьким звуком, будто кошачьи когти стучали по фарфору.
– Расстегни «молнию», – приказала она.
– Зачем?
– Повинуйся!
Медленно, потому что сердце его колотилось, Гил Хьюгтон опустил «молнию» на брюках, а Госпожа Кали продолжала счищать шипы со стебля. Когда упал последний, орган министра уже был обнажен и заметно дрожал.
– Что вы соби?..
– Что ты мне сказал на днях? – нежно спросила она.
– Что вы никогда не прикасаетесь ко мне.
– А что еще?
– Что мы больше никогда не делаем ничего нового. – Голос его сорвался на блеянье.
– Значит, ты хочешь попробовать что-нибудь новое, не так ли? – спросила она мелодичным голосом. Она не глядела на него. Казалось, он вообще вне ее внимания. Подрагивающий член министра наливался твердой упругостью.
– Да, – сказал он, склонив голову, – очень.
– Очень – что?
– Очень, Госпожа Кали. Я очень хочу испытать что-нибудь новое, Госпожа Кали, – поспешно произнес министр.
На алых губах мелькнула мимолетная улыбка. Откуда-то над собой она достала высокий флакон с массажным лосьоном. Большим пальцем с черным ногтем она отковырнула крышку и погрузила туда стебель на всю длину. Комната наполнилась рыбным запахом. Рыбий жир. Тресковый, его любимый. Хьюгтон подскакивал на цыпочках в предвкушении.
– Что вы собираетесь делать?
– Кое-что новое, – ответила она, вытягивая стебель. С него стекали вязкие
