хирургов.
– Что такое клещи? – тихо поинтересовался Чиун.
– Это такая штука, с помощью которых тянут, что-то вроде щипцов, – ответил лейтенант.
Чиун мотнул головой. Тонкая бородка взлетела вверх и замерла.
– Нет, – произнес он. – Ваши эксперты ошибаются. Рана нанесена каменным ножом.
– Откуда вы знаете, черт возьми? – недоверчиво воскликнул лейтенант.
– Просто смотрю. Если вы присмотритесь хорошенько, то увидите, что здесь нет разрывов, которые возникают, когда тело в ярости рвут руками. А есть маленькие горизонтальные надрезы вдоль артерий, которые сделаны каменным ножом. Вы когда-нибудь мастерили каменный нож?
Детектив ответил отрицательно.
– Для изготовления каменного ножа, – принялся объяснять Чиун, – камень обтесывают, заостряя края, а не точат, как металлический нож. Поэтому такие ножи в каких-то местах остры, а в каких-то тупы. Обычно их используют, подобно пиле, предварительно вонзив во что-то. Понимаете?
– Вы не шутите? – спросил детектив. Он наклонился над трупом, и пепел с незажженной сигары упал в грудную полость. – Извините, – пробормотал он. С минуту он напряженно размышлял. – А не сможете ли вы нам еще кое в чем помочь? – произнес наконец он. Из нагрудного кармана своего до блеска начищенного мундира он достал свернутый в трубочку листок.
Он был восьми дюймов в ширину и двадцати четырех дюймов в длину. Когда его развернули, все увидели двенадцать темных полосок с текстом.
– Что это такое? – спросил детектив, протягивая бумагу Чиуну. И пояснил: – Это ксерокопия. Оригинал был найден под головой трупа.
Чиун внимательно посмотрел на листок. Тщательно изучил края. Пощупал бумагу, затем с умным видом кивнул.
– Это копия документа, сделанная американской машиной для производства подобных копий.
– Да, нам известно, что это ксерокопия, но что означают эти надписи?
– Написано на двенадцати языках. Один из них мне не известен, я никогда не видел подобной письменности. Китайский я знаю, французский и арабский знаю, иврит и русский – тоже. А вот та же надпись на настоящем языке – по-корейски. Санскрит и арамейский я знаю. Суахили, урду и испанский знаю. Но язык первой надписи мне не известен.
– Мы считаем, что это ритуальное убийство, и записка – часть ритуала. Убийство ради удовольствия или что-то в этом роде, – сказал детектив.
Римо через плечо Чиуна заглянул в послание.
– А каково твое мнение, Римо? – поинтересовался Чиун.
– Он что, эксперт? – спросил детектив.
– Он только учится, – ответил Чиун.
– Точно не знаю, – сказал Римо, – но мне кажется, что на всех языках сообщается одно и то же.
Чиун кивнул.
– А что означает этот символ? – Римо указал на грубый рисунок прямоугольной формы, расположенный посреди текста на неизвестном языке.
– В послании на других языках это называется Уктут, – ответил Чиун.
– А что такое Уктут? – снова спросил Римо.
– Не ясно. А что такое Джой-172? – задал Чиун свой вопрос.
– Не знаю. А почему ты спрашиваешь?
– Об этом тоже говорится в послании.
– Что все это значит? – вмешался детектив. – Мы никак не можем в этом разобраться.
Чиун поднял вверх свои тонкие руки в жесте, изображающем незнание.
Вновь оказавшись на душных и грязных нью-йоркских улицах, где непрерывно гудели зажатые в чудовищных пробках машины, Чиун все объяснил.
– В этом послании содержится требование репараций. Текст труден для понимания, потому что написан высокопарным слогом религии. Ясно лишь, что написавший его требует, чтобы некий Джой-172 был наказан за какое-то оскорбление, нанесенное некоему Уктуту. И пока власти страны не накажут этого самого Джоя-172, слуги Уктута будут продолжать утолять его боль кровью.
– Я все еще не понимаю, – сказал Римо.
– Либо твоя страна выдаст им Джоя-172, кем бы он ни был, либо последуют новые смерти, – объяснил Чиун.
– А кому до этого дело? – спросила Бобби.
– Мне, – ответил Римо.
– Эта умная, красивая и очаровательная юная леди говорит дело, – сказал Чиун.
– Если ты такой умный, то можешь отправляться на поиски своего Джоя- 172, – обратилась Бобби к Римо.
– Она говорит дело, когда не болтает вздор, как сейчас, – закончил свою мысль Чиун.
Римо улыбнулся.
– Мне кажется, я знаю способ найти этого Джоя-172. Вы когда-нибудь ездили на нью-йоркской подземке?
– Нет, – ответил Чиун. И он явно не собирался этого делать.
Глава 5
Антуан Педастер Джексон считал своей обязанностью учить белых уму-разуму. Хотя бы эту старуху с потрепанной хозяйственной сумкой, – едет, видите ли, в последнем вагоне маршрута 'Д' после семи часов. Разве она не знает, что белым не полагается ездить в это время в подземке? Впрочем, похоже, она начала это понимать, когда он вразвалку ввалился в пустынный вагон вместе со своим дружком, Красавчиком Уильямсом. Оба они учились в последнем классе средней школы имени Мартина Лютера Кинга, и Красавчик должен был выступать с речью от их класса на выпускном вечере, потому что читал быстрее всех остальных учеников и при этом даже не шевелил губами, ну разве что на трудных словах. Но в школе имени Мартина Лютера Кинга даже учителя не умели произносить трудные слова.
– Ты знаешь, где находишься? – поинтересовался Антуан.
Старушка с морщинистым лицом, на котором запечатлелись долгие годы тяжелого труда, подняла глаза от молитвенника, зажав пальцем текст «Аве Марии». Вокруг ее круглого лица был повязан выцветший желто-красный платок. Она покрепче зажала сумку между коленей.
– Извините, но я плохо говорю по-английски, – проговорила она.
– Это нью-йоркская подземка, – сообщил Красавчик, готовящийся выступать от класса на прощальном вечере.
– После часа пик, красотка, – добавил Антуан.
– Тебе не полагается быть в здесь в такое время, – поддержал друга Красавчик.
– Извините, я плохо говорю по-английски, – повторила старушка.
– Че у тебя там, в этой твоей сумке? – поинтересовался Красавчик.
– Перештопанная старая одежда.
– Бабки есть? – Увидев ее замешательство, Антуан пояснил: – Деньги?
– Я бедная женщина. У меня лишь несколько монет – на ужин.