операционной для аналогичной операции потребовалось бы шестеро специалистов, столько же ассистентов и оборудование на миллион долларов. Чиун же обходился кончиками своих пальцев.
Римо так и не удалось запомнить последовательность, но сейчас, наблюдая, как Чиун обрабатывает Липпинкотта от горла до лодыжек, он впервые постиг логику метода: слева-справа, слева-справа, сверху вниз, 16 точек. Всего одна ошибка – и почти мгновенная смерть от недостатка кислородного питания в мозгу.
– Осторожно, Чиун, – инстинктивно проговорил Римо.
Кореец поднял на него свои карие глаза, обдав презрением, и глубоко погрузил пальцы в мышцу левого бедра своего пациента.
– Осторожно? – прошипел он. – Если бы ты овладел этим методом тогда, когда тебе это предлагалось, то же самое было бы сделано вдвое быстрее, и у него было бы больше шансов выжить. Если что-то не получится, не смей меня винить! Я знаю, что делаю: ведь я позаботился овладеть этим методом. Но разве могу я хоть в чем-нибудь положиться на неквалифицированную помощь белого?
– Все правильно, Чиун, успокойся.
Римо нашел себе занятие: он встал у подушки больного и принялся считать его пульс. В его ноздри просочился цветочный запах. Этот аромат был ему знаком. В нем была сладость и мускус. Он временно выбросил из головы мысли о запахе и, положив ладонь Липпинкотту на грудь, стал считать удары сердца и ритм дыхания. Когда Чиун покончил с большой веной в правой лодыжке Липпинкотта, пульс составлял всего 30 ударов в минуту, а грудь поднималась для вдоха всего один раз в шестнадцать секунд.
Чиун завершил операцию и поднял голову. Римо убрал ладонь с груди Липпинкотта.
– Он будет жить? – спросил он.
– Если да, то, надеюсь, ему никогда не придется испытывать такое унижение, как попытки научить чему-то человека, не желающего учиться и отвергающего ценный дар, словно грязь от...
– Он будет жить, Чиун? – повторил Римо свой вопрос.
– Не знаю. Яд распространился по организму. Все зависит от его воли к жизни.
– Ты все время говоришь о яде. Что за яд?
– Этого я не знаю, – покачал головой Чиун. – Этот яд калечит не тело, а мозг. Ты видел, как он срывал с себя одежду. Ему казалось, что самый воздух – тяжелое одеяло. Не понимаю!
– Так было и с его братом, – напомнил Римо. – Тот боялся японцев.
Чиун испытующе взглянул на Римо.
– Мы говорим об отравлении мозга. Какая тут связь?
– Его брат не мог находиться в одном помещении с японцами, – сказал Римо.
– Это не отравление мозга, а обыкновенный хороший вкус, – ответил Чиун. – Неужели ты не видишь разницы?
– Пожалуйста, Чиун, воздержись от лекций о нахальстве японцев. Брат этого парня выпрыгнул в окно, потому что не мог перенести их присутствия.
– С какого этажа? – спросил Чиун.
– С шестого.
– Двери не были заколочены?
– Нет.
– Ну, тогда он перегнул палку. Шесть этажей... – Чиун задумался. – Да, это чересчур. Вот если бы с третьего... Никогда не следует выпрыгивать из окна, расположенного выше третьего этажа, чтобы не находиться в одном помещении с японцами, если окна и двери не заколочены наглухо.
Римо внимательно посмотрел на Липпинкотта. Тело его казалось воплощением безмятежного покоя. Недавняя судорога прошла, тело мягко погружалось в глубокий сон.
– Думаю, он выкарабкается, Чиун, – предположил Римо.
– Тихо! – прикрикнул на него Чиун. – Что ты знаешь? – Он потрогал Липпинкотту горло, погрузил кулак в подложечную ямку и только после этого вынес заключение: – Выкарабкается!
– Вдруг на него так повлияла инъекция в руку? – сказал Римо.
Чиун пожал плечами.
– Не понимаю я вашей западной медицины. Раньше понимал, но потом, когда сериал про доктора Брюса Бартона стал непристойным, я перестал его смотреть и уже ничего не понимаю.
– Что за врач сделал ему инъекцию? – спросил Римо и, не дожидаясь ответа, вернулся к медсестре, но та могла сказать лишь одно: во всей больнице не осталось врача, который не осматривал бы Липпинкотта. Она предъявила ему список длиной в страницу. Римо кивнул и зашагал прочь.
– Когда я вас увижу? – крикнула ему вдогонку сестра.
– Очень скоро, – с улыбкой ответил Римо.
Липпинкотта он застал по-прежнему спящим. Чиун наблюдал за пациентом с удовлетворенным выражением лица. Римо воспользовался стоявшим в палате телефоном и набрал номер, по которому предлагалось звонить тем, кто хотел узнать выигрышные номера одной из 463 лотерей, проводимых в штатах Нью-Йорк, Нью-Джерси и Коннектикут. Чтобы услышать все номера, звонящему из автомата пришлось бы 9 раз бросать в прорезь десятицентовики. Не обращая внимания на автоответчик, монотонно перечисляющий номера, Римо произнес:
– Синее и золотое, серебряное и серое.
После этого он назвал номер телефона, с которого звонил.
Повесив трубку, он приготовился ждать. Через минуту телефон зазвонил.
– Смитти? – спросил Римо.
– Да. Что случилось?
– Рендл Липпинкотт попал в больницу. У него что-то вроде сумасшествия. По-моему, это похоже на то, что было с его братом.
– Я знаю, – сказал Смит. – Как его самочувствие?
– Чиун говорит, что он будет жить. Но к нему надо приставить охрану. Вы можете заставить семью прислать охранника?
– Да, – сказал Смит. – Сейчас.
– Мы будем ждать здесь. Второе. Поднимите всю информацию по Липпинкоттам. Тут побывал врач, который, возможно, впрыснул Рендлу смертельный яд. Поищите ниточку в семье. Врача, еще чего-нибудь... – Римо опять почувствовал цветочный аромат.
– Сделаем, – сказал Смит.
– Какие новости от Руби?
– Пока никаких.
– Чего еще ждать от женщины! – усмехнулся Римо.
Глава девятая
Елена Гладстоун спала в спальне на третьем этаже особняка на 81-й Ист-стрит. Она была обнажена. Ее разбудил телефонный звонок. Она села и прижала трубку плечом. Простыня сползла на кровать.
– Доктор Гладстоун слушает, – сказал она. Услыхав знакомый голос, она выпрямилась, как по команде. Сон сняло как рукой. – Жив? – переспросила она. – Не может быть! Я сама
