Не останавливаясь, он повернул рычащий танк в сторону Юмы и погнал что есть силы вперед. Теперь он уже сомневался, хороша ли вовсе была идея туда ехать. Бронзини старался не думать о том, что произошло на базе морских пехотинцев. Это было просто невероятно. В конце концов, они же просто снимали фильм. Но теперь, после неудавшегося парашютный десант, все надежды на то, что на базе все просто посходили с ума, рухнули. Внутри у Бронзини все похолодело, и, вдобавок, он никак не мог перестать чихать.
Он ехал через пустыню всю ночь, мучительно борясь со сном. Иногда ему помогал вой койотов. Когда, наконец, из-за гор появилось солнце, Бронзини откинул крышку люка.
К своему изумлению, он ясно различил в лучах рассветного солнца фигуру идущего впереди человека. Тот шагал через дюны ровно, почти монотонно.
Увеличив скорость, Бронзини поравнялся с пешеходом.
– Эй! – крикнул он, стараясь удержать танк на прямой.
Человек не отвечал, он просто шагал и шагал вперед. Высунувшись из люка, Бронзини попытался разглядеть его повернутое в профиль лицо. Черты его казались смутно знакомыми, но он никак не мог припомнить, где уже видел этого человека. Бронзини увидел, что лицо незнакомца сильно обветрилось и обгорело на солнце.
– Эй, я с тобой говорю! – прокричал он.
Никакой реакции. Бронзини отметил размеренные, словно у робота, взмахи рук и бесстрастное, похожее на маску выражение лица, как будто вырубленного из камня. На путнике была точно такая же форма, как и на мертвых парашютистах, но изодранная в клочья, а из-под куртки проглядывала белая футболка.
– Неужели я что-то сказал? – почти безнадежно попытался пошутить Бронзини. Его предчувствия полностью оправдались. Он решил сделать еще одну попытку, шутливо начав, – Вряд ли вы сможете показать, как мен проехать к Юме. Дело в том, что я опаздываю на деловую встречу.
Тишина.
Наконец, порядком разозлившись, Бронзини сунул пальцы в рот и громко, настойчиво засвистел. На этот раз он добился внимания – голова человека, словно на шарнире, повернулась в его сторону, никак не повлияв на размеренную поступь и размах рук. Глаза, заглянувшие в лицо Бартоломью Бронзини, порядком его испугали – немигающие, как у змеи, они сверкали на фоне изможденной плоти почти фанатическим блеском. Лицо незнакомца казалось мертвым – иначе назвать это было никак нельзя.
– С другой стороны, почему бы мне не обратиться к кому-нибудь другому?
– неожиданно проговорил Бронзини.
Голова вернулась в прежнее положение, и человек продолжал идти вперед.
Бронзини остановил танк, и некоторое время смотрел вслед удаляющейся фигуре, словно робот, шагающей по оставленной колесами бронетранспортера колее.
Только теперь он заметил любопытную вещь, которая заставила его развернуть машину на север и что есть силы надавить на педаль газа.
Встреченный им человек шел по песку настолько рыхлому, что ветер сдувал его с малейшей неровности. Не было ни одного места, где песчинки успели бы слежаться.
И тем не менее, странный путник не оставлял за собой ни малейших следов.
Немуро Нишитцу поднял взгляд от разложенных на столе перед ним бумаг. На стоявшей рядом табличке была надпись «Мэр Бэзил Кловз». Он так и не удосужился сменить ее – глава корпорации не собирался задерживаться здесь надолго.
Вошедший Джиро Исудзу склонился в приветственном поклоне.
– У нас посетитель, который настаивает на встрече с вами, Нишитцу сан, – почтительно доложил он.
Седые брови Нишитцу нахмурились.
– Настаивает?
– Он кореец, совсем старик. Утверждает, что представляет американское правительство, и хочет выяснить, каковы ваши требования.
Немуро Нишитцу отложил бумаги в сторону.
– Откуда ты знаешь, что он из Кореи? – спросил он. – И как этот человек вообще сюда попал?
– На ваш второй вопрос я ответить не могу, а что касается первого, могу лишь сказать, что старик называет себя Мастером Синанджу.
Нишитцу устало наморщил лоб.
– Синанджу? Здесь, в Америке? Неужели это возможно?
– Я думал, что этот род вымер.
Немуро Нишитцу по-старчески затряс головой.
– Во время оккупации Кореи, – сказал он, – я слышал истории об одной рыбацкой деревушке под названием Синанджу, куда наши войска не осмеливались заходить. Это не было данью уважения традиции, просто они боялись, что будут приняты ответные шаги. Я готов встретиться с этим человеком.
На лице Нишитцу, пока он ожидал посетителя, появилось задумчивое выражение. Вскоре Джиро Исудзу вернулся в сопровождении сурового корейца в расшитом золотом кимоно.
– Я Чиун, Действующий Мастер Синанджу, – проговорил кореец на безупречном японском. В его манере не было ни тени доброжелательности, точно так же, как и уважения.
Нишитцу нахмурился.
– Как случилось, что из всех городов на земле вы оказались именно здесь? – спросил он, тоже по-японски.
– Не стоит думать, что ваш коварный заговор остался для всех тайной, ловко ушел от ответа Чиун.
Немуро Нишитцу принял эти слова молча. Внезапно он снова заговорил:
– Мой помощник, Джиро, говорит, что вы на стороне американцев. Каким образом Дом Синанджу дошел до этого?
– Я служу Америке, – надменно ответил Чиун. – Ее сокровища богаче, чем у любой другой страны в мире. Остальное вас не касается. Я пришел, чтобы выслушать требования.
Некоторое время Нишитцу созерцал старого корейца, не произнося ни слова. Наконец, его бледные губы сложились в некое подобие улыбки, и его ответ изумил Джиро Исудзу не меньше, чем самого Мастера Синанджу:
– Я не выдвигаю никаких требований.
– Вы что, сошли с ума? – презрительно фыркнул Чиун. – Неужели вы надеетесь удерживать целый американский город вечно?
– Если и не вечно, то, по крайней мере, в течение длительного времени.
– Не понимаю. Какова же ваша цель?
– Это касается као. Лица.
– Мы с вами понимаем, что такое «сохранить лицо», но только не американцы.
– Некоторые все же слышали об этом. Вот увидите, со временем вы меня поймете. Все поймут.
