– Хочу почитать, – решительно объяснил Чиун.
– Сейчас, когда тут происходит такое? – ошарашено проговорила Шерил.
– Я должен был догадаться об этом раньше, – не обращая на ее слова внимания, продолжал Чиун, беря в руки папку.
– По-моему, это окончательный вариант, – сообщил Билл Роум. – Они все время его меняли. Теперь это кажется странным, верно?
– А чем все кончается? – спросил Чиун, перелистывая страницы.
– Понятия не имею. Я заглох уже где-то на середине. Слишком много было работы, да еще эти японцы ни слова не знали по-английски, и приходилось объяснять им каждую мелочь.
– Мне сценария не выдавали, – проговорила Шерил, стараясь не смотреть на экран.
Чиун вчитывался в содержимое папки молча. Морщинистые черты его лица словно застыли, живыми казались лишь глаза, перебегавшие со строчки на строчку. Закончив, он поднял помрачневший взгляд на своих товарищей.
– Теперь все ясно, – заявил Чиун, захлопывая папку. – Нельзя медлить ни секунды. Мы должны сейчас же отправляться в город.
– Что случилось? – спросил Билл Роум.
– Объясню по дороге.
– Я тоже еду, – вступила Шерил.
– Не обижайся, но на этот раз никаких скво, – мягко проговорил Роум. Это мужская работа.
– У меня такое же право сражаться с этими ублюдками, как и у вас, вскричала Шерил. – Это мой город, Санни Джо, а не твой. Ты, черт побери, всего лишь индеец из резервации, а Чиун даже не американец. А там убивают мою семью и моих друзей. Я не могу сидеть, сложа руки.
Билл Роум взглянул на Чиуна.
– По-моему, у малышки довольно сильные аргументы.
– Тогда идем, – кивнул Чиун. – Сейчас для нас самое главное – скорость.
Рождественским утром рассвет, точно стыдливый румянец, начал окрашивать в розовое восточное побережье. Повинуясь вращению планеты, дневная граница смещалась по суше, словно ускользающая тень.
Самой последней встречала рассвет Калифорния. А на военной базе Касл был получен приказ готовить к взлету бомбардировщик Б-52, выбранный для выполнения операции «Адское пекло».
Капитан авиации Уэйн Роджерс получил задание в запечатанном конверте.
Побледнев, он повернулся к своему напарнику.
– Что ж, похоже, свершилось.
Огромный самолет выкатился из ангара на взлетную полосу. Роджерс двинул рукоятку от себя, и казавшаяся неуклюжей стальная птица заскользила вперед, набирая скорость для взлета.
Мимо них промелькнули несколько К-135, самолетов-заправщиков. На этот раз они нам не понадобятся, подумал Роджерс. Хотя конверт еще не был распечатан, капитан знал, что станет их целью.
Бомбардировщик взмыл в воздух и лег на правое крыло, разворачиваясь, не в сторону океана, а к суше, вглубь страны. Набрав контрольную высоту и выровняв самолет, Роджерс кивнул напарнику, который разорвал конверт.
– Это Юма, – хрипло проговорил тот.
– Боже, спаси и сохрани, – пробормотал капитан Роджерс.
Он постарался сосредоточиться на показаниях приборов, мигавших разноцветными огоньками, словно рождественская елка. То и дело они расплывались у капитана перед глазами, и он подумал, что зрение уже начинает его подводить, но внезапно понял, что это просто слезы.
– Счастливого рождества, Юма, – горько проговорил Роджерс. – Погоди, скоро ты узнаешь, что припас для тебя Санта-Клаус на этот раз.
Глава 21
Бартоломью Бронзини наблюдал за последним в своей жизни рассветом.
Красноватый свет пробивался через затейливую решетку его камеры в главном блоке Юмской Тюрьмы. Уже законченная виселица, казалось, пламенеет в лучах восходящего солнца. Камеры давно уже стояли на своих местах – всего их было три.
– Как будто сейчас они станут снимать сцену из дешевой комедии, – с отвращением скривился Бронзини.
Всю ночь он не сомкнул глаз. Да и смог бы заснуть человек с состоянием в несколько миллионов долларов, тот, чье изображение украшало стены несметного количества домов, и которого собирались повесить только за то, что он согласился сниматься в японском фильме?
Кроме того, всю ночь из города доносились звуки боев. Неужели наконец прибыли рэйнджеры, подумал Бронзини. Но нет, выброски десанта он не видел, да и в небе не пролетал ни один самолет. Может быть, это были собравшиеся в конце концов с духом горожане?
В его сердце начала уже просыпаться надежда на освобождение, но с течением времени, когда бои то затихали, то начинались вновь, а на территории тюрьмы ничего не происходило, она постепенно угасла. Только японские солдаты продолжали возиться с установкой съемочного оборудования, нервно бегая туда-сюда, что Бронзини отнес за счет вынужденного ночного бодрствования.
С наступлением рассвета Бартоломью Бронзини, кинозвезда номер один во всей Америке, точно знал, как чувствуют себя приговоренные к смерти узники.
Он дал себе слово, что просто так им в руки не дастся. Сжав кулаки, Бронзини притаился за дверью, и принялся ждать.
Поднявшаяся снаружи суматоха словно ножом резанула его по сердцу.
Бронзини попытался успокоиться, слушая, как во дворе превращенного в тюрьму музея раздается топот ног, крики и японская речь. Вот завелся мотор бронетранспортера, задвигался, скрежеща по асфальту гусеницами, танк.
– Что ж, я уже готов, подлые любители саке, – пробормотал Бронзини сквозь зубы. – Чтобы вытащить меня на сцену, вам понадобится не один танк!
К его удивлению, звуки начали удаляться, пока не затихли где-то в стороне. Над Юмской тюрьмой-музеем повисло жутковатое безмолвие. Его нарушал только отдаленный треск автоматных очередей, заглушаемый время от времени взрывами.
Осторожно выглянув в забранное решеткой оконце, Бронзини увидел, что перед камерами никого нет. Его охранники куда-то исчезли.
Он решил не терять времени даром, и принялся за дверь камеры. Кованая железная дверь удерживалась на месте двумя поперечинами, прикрепленными к петлям. Поскольку служившая пугалом для всех аризонских бандитов тюрьма была теперь превращена в аттракцион для туристов, то и следили здесь больше за внешним видом, чем за прочностью запоров. Присев на колени, Бронзини попытался выломать нижнюю поперечину. Винты, которыми была прикреплена петля, уходили глубоко в трехметровые каменные стены. Поперечина подалась, но лишь слегка.
Бронзини оглядел камеру. Из мебели в ней были только койка и деревянный