дочь. Я загубил жизнь его жены.
– Возможно, они воссоединятся в следующей жизни.
– Твои россказни про реинкарнацию – это бред. Я сыт им по горло.
Чиун потупил взор:
– Не будем к этому возвращаться. Это была роковая ошибка. Мы тоже несовершенны. Особенно когда работаем на белых.
Кореец хрустнул костяшками пальцев и положил ладони на узловатые колени. Он молчал.
Молчал и Римо. Они не сводили друг с друга глаз, и по их лицам невозможно было сказать, о чем они думали в тот момент.
– Что ты собираешься делать? – наконец спросил Чиун.
– С организацией покончено.
– Из-за одного недоразумения?
– Двадцать лет – немалый срок. Смит отнял у меня то, что я отнял у этого человека, Ко. Жизнь. Единственное отличие в том, что я еще не в могиле. Но к прежней жизни возврата уже нет.
– Ты хочешь снова стать полицейским?
– Я хочу... Я не знаю, чего хочу. Моя прежняя жизнь была не сахар. Что мне светило? В лучшем случае стать дежурным по отделению и раньше срока выйти на пенсию.
– Понятно, – произнес Чиун.
Сквозь высокие окна в комнату лился серый свет, отчего лица собеседников казались тусклыми, стертыми. Оба напоминали двух каменных идолов, в глазах которых навеки застыла неизбывная боль.
– Во всем виноват только Смит, – сказал Чиун. – Должен же ты отдавать себе отчет в этом. Ты был лишь инструментом в его руках, но ошибка целиком лежит на его совести. Не забывай об этом. Ты – меч карающий, а меч не может испытывать угрызений совести.
– Пусть Смит подыщет себе новый меч.
Помолчав, мастер Синанджу неуверенно проговорил:
– Я заключил со Смитом очередное соглашение.
– Уже подписал?
Чиун чуть поколебался:
– Нет.
Его искренность удивила Римо: он не сомневался, что кореец попытается обвести его вокруг пальца.
– Ну и не подписывай.
– Я должен. В наши дни император Смит – единственный достойный нас клиент.
– А чем плохи наши дни?
– Повсюду устанавливается мир.
– Локальных конфликтов пока еще хватает.
– Это всего лишь незначительные инциденты. Советская империя рухнула. Китай бросился зарабатывать деньги. В Иране заправляют религиозные фанатики. А я еще слишком молод, чтобы уходить на покой.
– Тебе сто с лишним лет.
– Я нужен своей деревне. Если ты откажешься поработать хотя бы еще год, мне придется управляться одному.
Чиун замолчал. Римо подозрительно покосился на учителя. До сих пор мастер Синанджу всегда находил способы манипулировать им – применял хитрость, бил на жалость, или откровенно обманывал. Теперь же Чиун, казалось, смирился с решением Римо.
– Я вне игры, – подтвердил Римо.
Ни один мускул не дрогнул на лице мастера. Он устремил взор вверх, словно ища совета своих предков.
– Я делаю это из чувства долга. Возможно, когда боль утихнет, ситуация представится тебе в ином свете.
– И не надейся.
– Не буду. – С этими словами мастер Синанджу решительно зашагал прочь.
Римо проследил за ним взглядом, тщетно пытаясь понять то, что тот недоговорил.
Предоставленный самому себе, он тяжело вздохнул; казалось, смятение исходит из самых сокровенных тайников его души.
Ясно ведь, что жизнь его никогда не будет прежней.
От осознания этого у Римо теснило в груди.
Харолд В. Смит занес дрожащие узловатые пальцы над клавиатурой, приготовившись погрузиться в невидимую глазом вселенную электронных данных, которую одни называют сетью, другие – киберпространством; для него же она была настолько привычна, что ему даже в голову не приходило давать всему этому какое-то название.
А если бы перед ним поставили подобную задачу, то он скорее всего сломал бы себе голову, прежде чем придумал что-либо подходящее.
Одна из причин, побудивших Президента, отца-основателя КЮРЕ, поставить во главе своего детища именно Харолда В. Смита, была на удивление проста: Смита все знали как человека, начисто лишенного воображения. Это качество было столь же важным, как и его фанатичный патриотизм и прямолинейность.
На пост руководителя КЮРЕ мог претендовать лишь человек неподкупный и всецело преданный своей стране. Вместе с тем только безнадежно лишенный фантазии способен делать свое дело, не испытывая искушения узурпировать власть в стране. КЮРЕ действовала практически автономно. Президент Соединенных Штатов вносил предложения, но не отдавал приказов. В отличие от правительства Харолд В. Смит ни перед кем не отчитывался и был волен действовать на свой страх и риск. КЮРЕ никогда не попадала в поле зрения Конгресса и в рамках своего годового фонда не ведала бюджетных ограничений; никакое, сколь угодно могущественное лобби не могло подвергнуть сомнению – а тем более запретить – деятельность Смита.
На тот случай, если тот серьезно превысит свои полномочия, у Президента имелось единственное средство разделаться с КЮРЕ – приказать Смиту свернуть операции. Для руководителя организации это означало одно: уничтожить свою компьютерную сеть и себя лично. С этой целью Харолд В. Смит всегда держал в жилетке, в кармане для часов, капсулу с ядом. Та же участь была уготована и Римо Уильямсу, а мастеру Синанджу надлежало отбыть в родную Корею. Следовало замести все следы – словно КЮРЕ и не существовала вовсе.
Организация призвана была оставить после себя лишь выздоравливающую Америку – как подтверждение хорошо сделанной работы. Но узнать об этом довелось бы только последнему Президенту.
Смит знал, что подобный приказ мог появиться в двух случаях: если бы возникла угроза разоблачения или в результате его собственной недееспособности – психической или физической. Поначалу он надеялся, что КЮРЕ выполнит свою миссию еще при его жизни и он незаметно удалится на покой. Однако ему пришлось расстаться с этим приятным заблуждением. КЮРЕ умрет вместе с ним, Харолдом В. Смитом, – разве что Президент захочет назначить ему преемника.
Да, организация порой терпела неудачи. Последняя операция – по освобождению американской актрисы, которой внушили, что она тибетский лама, – провалилась. Римо отправили в Тибет, чтобы он вернул женщину целой и невредимой и предотвратил восстание, однако
