Предлагаю еще одну: меня. Я бы охотно во всем этом поучаствовал. Как боевая единица я… вы сами видите. Для пропаганды и агитации среди мирного населения и солдат вражеских армий — тоже пригожусь. Может, есть какая-нибудь должность, а?
Зелг смешался:
— Да какая у меня армия? Стрелков не хватает, ветераны ушли на покой, тяжелая пехота — это же не тяжелая пехота, а кошкины слезы; тем более что Иоф-фа останется в Виззле с Альгерсом. Бумсик и Хрюмсик тоже. Повар нам вот был нужен…
— Да я и приготовить, если нужно, могу, — заволновался паук, не ожидавший столь низкой оценки своих великолепных боевых качеств. — Из подножного, так сказать, корма.
Герцог мгновенно вообразил огромного паука в фартуке и поварском колпаке, с половниками в четырех лапах, которыми он размешивает суп из амазонок в походном котле на двести персон.
Зелгу стало плохо, и он бессильно опустился в гамак из паутины.
Паук напряженно ждал ответа, но вид раскрывающихся клыков как-то не способствует мыслительным процессам.
— А зачем вам вообще это нужно? — спросил некромант. — Живете тихо, укромно, никто вам не угрожает.
Кехертус романтично постучал передними лапами по полу:
— Это, можно сказать, мой единственный шанс выйти в свет, людей посмотреть, себя показать.
— Попробовать всех на вкус, — не удержался герцог от язвительного замечания.
— Зря вы так, — огорчился паук. — Это я от безысходности и тоски. Я об ином мечтал. Вы мне не верите, что ли?
— Верю, верю, — поспешно согласился Зелг. Кехертус покачался из стороны в сторону, словно в такт неслышной музыке.
— Я с детства мечтал стать путешественником: пересекать пустыни и горы, пускаться в странствие через моря и океаны. Может, даже моим именем назовут какую-нибудь речушку или лесок. Поймите, моя нынешняя жизнь черепа выеденного не стоит! А сколько еще долгих и нудных веков мне прозябать здесь в одиночестве и непонимании, на диете из амазонок… Потом наступит старость, дряхлость. Вспомнить нечего будет. Я стану безымянным прахом, как мои предки, и никто не всплакнет обо мне, никто не вспомнит. Я так не хочу!
— Тоска, — согласился добрый Зелг, потрясенный до глубины души обрисованной пауком картиной. — Но зачем вам наше войско? Что мешает вот прямо сейчас и отправиться в путь?
Кехертус огорченно присел на всех лапах.
— Разве не очевидно, что этот жестокий мир жаждет моей смерти? Мне нужен надежный союз , и союз с тем, у кого нашли дружескую поддержку многие странные существа. Я все продумал и взвесил. Только на фоне вашей компании я не стану слишком выделяться. Э?
Герцог подумал, что это комплимент, но комплимент сомнительный. А еще он с трудом мог представить себе, как станет управляться со столь своенравным и могущественным созданием и как тот найдет общий язык с остальными. Нет, невозможно.
— Послушайте, — быстро сказал он. — Я разделяю ваше горе, но только по первому пункту. Давайте договоримся, что я помогу вам выбраться отсюда живым и скрою этот факт от амазонок. А дальше — ступайте куда хотите. Это уже другая история.
Паук негодующе приподнялся на задних лапах и ревниво заявил:
— Мессир, вы не представляете, от чего отказываетесь. Ваших амазонок еще в помине не было, как и прочих прямоходящих, а мои предки уже охотились на все, что шевелится.
Он уполз в темноту, и оттуда до герцога доносился его обиженный голос:
— Знал, что с людьми трудно договориться, знал. Но не представлял, что это так сложно.
Он снова появился в круге света, держа в передних лапах увесистый мешок, сплетенный из паутины. Мешок он бросил к ногам Зелга.
— Вот — золото! Вы, люди, его боготворите. Предлагаю сделку. Кехертус платит, и платит щедро, а вы его берете с собой в качестве спутника.
Некромант с удивлением оглядел подношение. Золотые монеты и украшения тускло просвечивали сквозь прозрачный материал паутины. Думгар непременно бы оценил этот дар, ибо в сундуке амазонок сокровищ было даже на самый поверхностный взгляд меньше. Но не золото решило исход дела.
Зелг вспомнил внезапно и совершенно отчетливо, как его собственная матушка пророчила ему скучную
и унылую будущность. Представил, что теперь бы он сидел на кафедре и проверял гоблинские сочинения; ежедневно обедал в мерзкой харчевенке и экономил на всем, чтобы однажды жениться по расчету и взять приличную девицу с приличным приданым. Он вообразил себе жизнь без Думгара и доктора Дотта, лекарственной бамбузяки и мугагского вина; костеланг скелетов, хлопающего над головой черного с серебром знамени Кассарии и сладкого вкуса победы на потрескавшихся губах; без Такангора, и Карлюзы, и мумии дедушки. Без Бумсика и Хрюмсика, наконец. Без веснушек и голубых глаз?!! Врагу не пожелаешь такой судьбы.
— У нас дисциплина, — сказал он строго. — Дружеские, уважительные отношения, взаимовыручка, но при этом жесткие требования ко всем без исключений. И от меня вам не удастся избавиться так же легко, как от вашей маменьки.
— Далась вам моя маменька! — вскричал довольный паук. — Считайте, что это моя справедливая сыновья месть за папеньку. Пришел домой после тяжелого трудового дня, усталый и сонный, был коварно убит и скушан супругой — без всяких угрызений совести, между прочим. Каково? Что бы вы делали на моем месте?
С точки зрения биологии, если что-нибудь вас кусает либо грызет, оно скорее всего женского рода.
— Наука при всех ее успехах еще не пришла к выводу, что нужно делать в подобных ситуациях…
— А ведь он ее любил, всю душу в это понятие вкладывал. Я вам больше скажу…
— Вот что, — решительно прервал его Зелг, — давайте оставим хотя бы несколько тайн на долю других исследователей. А мне вполне достаточно того, что я сегодня узнал о семейной жизни пауков.
— Так мы договорились?
— Да, договорились. Только как быть с амазонками? Они, видите ли, ждут меня снаружи.
— Давайте я вылезу первым, и вы их никогда больше не увидите.
— Нет-нет, так не годится. Я слово дал. Исключено, слышите?
— Слушаюсь и повинуюсь, — сказал Кехертус. — Тогда я собираю самое необходимое и ухожу через крышу. Тихо, на цыпочках.
— Ночью.
