дверей.
– В этом нет особой необходимости. – Альфреду было тяжело смотреть на женщину. Он пытался, но невольно отводил взгляд. – Никто не может войти в этот Священный чертог.
– В прошлый раз вошли, – сказал лазар.
– …вошли… – прошептал ее призрак.
– Верно! – Альфред облизнул сухие губы и тяжело сглотнул.
– Мы не можем сейчас раздумывать над этим, – резковато проговорил Эпло. – Что нам делать?
– Положите ваши… э-э, положите ваши руки на стол. Вы увидите – там показано, куда. Вот так: ладонями вниз, пальцы веером, большие пальцы соприкасаются. Эпло, последи за тем, чтобы ни одна руна на твоей коже не соприкасалась с деревом. Пусть твой разум станет чистым…
– Думать, как сартан, верно? Я с этим справлюсь.
Эпло последовал инструкциям Альфреда. Осторожно положил ладони на стол. Невольно напрягся, ожидая удара, боли… чего, он и сам точно не знал. Но ничего не произошло. Он коснулся дерева – прохладного, гладкого и твердого.
– Предупреждаю вас, я не знаю, что произойдет, – проговорил Альфред, кладя дрожащие руки на стол.
Джонатан, стоящий напротив них, сделал то же.
Альфред начал петь руны. Мгновением позже, после некоторого колебания, герцог присоединился к нему – правда, говорил он неуклюже и неуверенно. Эпло сидел неподвижно и молчал. Пес свернулся калачиком на полу подле хозяина.
Вскоре все трое не слышали уже ничего, кроме пения Альфреда.
Потом они не слышали даже этого.
Лазар стоял у дверей, безмолвно следя за живыми. Он видел, как Альфред повалился вперед, как опустилась на стол голова Эпло, как Джонатан приник лицом к белому прохладному дереву столешницы. Глаза пса сонно моргнули и закрылись.
Тогда лазар возвысил голос и заговорил:
– Идите ко мне. Идите на мой зов. Не бойтесь охранных рун. Они для живых. Они не имеют власти над мертвыми. Придите ко мне. Придите в этот чертог. Они откроют вам двери, как когда-то уже сделали это, и впустят свою судьбу. Живые сотворили это с нами.
– …сотворили это с нами… – шепнуло эхо.
– Когда живых не станет, – медленно проговорил лазар, – мертвые будут свободны.
– …свободны…
Глава 38. ЧЕРТОГ ПРОКЛЯТЫХ, АБАРРАХ
…Чувство сожаления и глубочайшей печали наполнило душу Альфреда. И хотя эта печаль и была болезненным чувством, даже она, даже то, насколько несчастным он чувствовал себя сейчас, было лучше, много лучше, чем то скорбное бесчувствие, в котором он жил, пока не присоединился к этому братству. Тогда он был пустым сосудом, скорлупой без ядра. Мертвые – чудовищные порождения тех, кто начинал увлекаться некромантией, – были более живыми, чем он. Альфред глубоко вздохнул и поднял голову. Взглянув на сидевших за столом, он увидел, что те же чувства отражаются на лицах мужчин и женщин, сидящих за столом в священном чертоге.
В печали и сожалении не было горечи. Горечь – удел тех, кто сам навлек на себя, сойдя с пути истинного, и Альфред предвидел, что наступит время для его народа, когда горькое сострадание и раскаяние будут править его народом, ибо невозможно будет иначе остановить безумие.
Он снова вздохнул. Всего несколько мгновений назад он буквально излучал радость, покой бальзамом разлился по огненным волнам его сомнений и страхов. Но это состояние возвышенного душевного покоя не могло длиться долго. Он должен был вернуться в мир – к его сомнениям и бедам, к его печалям и сожалениям.
Чья-то рука крепко сжала его руку. Кожа на руке была гладкой, молодой, в отличие от кожи Альфреда, похожей на пожелтевший и покоробившийся от времени пергамент. Альфред ответил слабым пожатием руки.
– Надейся, брат мой, – тихо проговорил молодой человек. – Мы должны хранить надежду.
Альфред обернулся и посмотрел на сидящего подле него молодого человека. Он был красив, решителен, наделен силой, физической и духовной; он напоминал едва откованный стальной клинок. Сомнения не замутили его сияющую поверхность, клинок был остер как бритва. Альфреду молодой человек показался знакомым. Альфред даже знал имя его – или ему казалось, что знал, – но не мог припомнить.
– Я пытаюсь, – ответил Альфред, смаргивая внезапно набежавшие на глаза слезы. – Быть может, это все потому, что я видел так много за свою долгую жизнь. Я знал надежду и прежде, но она чахла и умирала, как чахли и умирали менши, чьи жизни и судьбы были доверены нам предками. Наш народ бросается в объятия зла, словно безумец, бегущий к краю обрыва, обреченный сорваться и рухнуть в бездну. Как можем мы остановить безумцев? Нас слишком мало…
– Мы встанем перед ними, – ответил молодой человек. – Мы откроем им истину…
«А они столкнут нас в пропасть с обрыва», – подумал Альфред. Однако же вслух он этих слов не сказал: пусть молодой человек живет с этой мечтой, пока возможно.
– Как, – вместо этого печально спросил он, – все это началось? Почему все пошло не так, как надо?
Молодой человек знал ответ – молодые всегда знают все ответы.
– Во все века человек боялся тех сил, что не были подвластны ему. Он был один в огромной Вселенной, которой не было до него дела. А потому в древние времена, когда сверкала молния и гремел гром, он молил богов спасти его.
Позднее человек начал постигать Вселенную с ее законами. С развитием науки и техники он разработал орудия, с помощью которых мог влиять на Вселенную. К несчастью, как тот рабби, сотворивший голема, человек обнаружил, что не может справиться со своим творением. И вместо того чтобы властвовать над Вселенной, он едва не разрушил ее.
После вселенской катастрофы людям было не во что верить: все боги покинули человека. И он обратился к себе, к тем силам, которые были в нем самом. И открыл магию. Со временем магия дала нам больше, чем мы добились за тысячелетия борьбы. Нам больше не нужны были боги. Мы сами стали богами.
– Да, так мы полагали, – задумчиво согласился Альфред. – А быть богом – тяжкий долг, так мы говорили себе. Управлять жизнями тех, кто слабее нас, лишать их свободы, дабы определить их пути, принуждать их идти тем путем, который мы считали благом…
– Однако же это доставляло нам удовольствие! – заметил молодой человек Альфред вздохнул:
– Да, мы наслаждались этим; и по-прежнему власть эта доставляет нам удовольствие, и мы жаждем ее! Вот почему будет трудно, так трудно.
– Братия, – прервала его женщина, сидевшая во главе стола. – Они идут.
Никто не сказал ни слова – они говорили глазами, во взглядах друг друга искали силы и поддержки. В глазах молодого человека Альфред увидел решимость и яростную радость.
– Пусть приходят! – внезапно сказал он. – Мы не скряги, трясущиеся над найденным золотом! Пусть придут, и мы с радостью разделим с ними то, что обрели!
Остальные молодые люди загорелись тем же радостным возбуждением. Те, что были старше, печально улыбались. Многие прикрывали глаза, чтобы их горькое знание не омрачало радости остальных.
