Ола тронула его за руку. Она почувствовала, как муж вздрогнул и отстранился. Но когда он обернулся, выражение его лица было приветливым и терпеливым. Возможно, ей просто померещилось.
– Что такое?
– С ним не поступят… как с остальными? – содрогнулась Ола.
Глаза Самаха сузились.
– Это будет решать Совет.
– Тогда, давным-давно, мы были не правы, – решительно сказала Ола. – Мы были не правы.
– Не собираешься ли ты выступить прогив меня? Против решения Совета? Или, возможно, ты уже выступила против?
– Что ты имеешь в виду? – спросила Ола, непонимающе глядя на него.
– Не все высланные достигли места назначения. Они могли избежать своей судьбы только в том случае, если знали об этом заранее. А предупредить их мог только кто-то из членов Совета…
Ола напряглась.
– Как ты смеешь…
– У меня нет времени, – резко оборвал ее Самах. – Заседание начинается через час. Я убедительно прошу тебя вернуть эту тварь владельцу и передать Альфреду, чтобы он приготовился к защите. У него, без сомнения, будет возможность высказаться.
Самах покинул сад и направился к зданию Совета. Встревоженная и озадаченная, Ола смотрела ему вслед. Она увидела, как к Самаху присоединился Раму, и они принялись о чем-то серьезно разговаривать.
– Пойдем, – со вздохом сказала она и повела собаку обратно к Альфреду.
Ола решительно вошла в зал Совета. Она была готова сражаться так, как сражалась лишь однажды в жизни. Терять ей было нечего. Самах почти убедил ее в том, что она разделяет вину Альфреда.
«Что удержало меня тогда?» – спрашивала себя Ола. Она знала ответ, но стыдилась признаться себе в этом.
Любовь Самаха. Последняя отчаянная попытка сохранить то, чего на самом деле никогда не было.
«Я цеплялась за ускользающую любовь и предала свой народ. Теперь я буду сражаться. Теперь я буду открыто противостоять ему».
Ола была совершенно уверена, что ей удастся восстановить остальных сартанов против Самаха. Ей казалось, что некоторые из них сомневались в правильности своих поступков. Если бы ей только удалось преодолеть их страх перед будущим…
Члены Совета заняли свои места за длинным мраморным столом. Когда все собрались, вошел Самах и сел в центре.
Ола приготовилась увидеть строгого, неумолимого судью и была очень удивлена, обнаружив, что Самах держится раскованно и словно радуется чему-то. Он улыбнулся ей, словно извиняясь, и пожал плечами.
– Я сожалею о своих словах, жена, – шепнул он, наклонившись к ней. – Я был не в себе. Я говорил, не подумав. Прости меня.
Он ждал ее ответа с некоторым беспокойством.
Ола нерешительно улыбнулась.
– Я принимаю твои извинения, муж мой.
Его улыбка стала шире. Он похлопал ее поруке, как бы говоря: «Не беспокойся, дорогая. С твоим дружком все будет в порядке».
Оле только и оставалось, что сидеть на своем месте и удивляться.
Вошел Альфред, за ним по пятам трусил пес. Альфред снова встал перед Советом. Ола невольно подумала, каким жалким выглядит Альфред – худой, сутулый бедолага. Она пожалела, что вовремя не убедила Альфреда сменить меншскую одежду, явно раздражавшую членов Совета.
Утром Ола привела собаку и сразу ушла, хотя Альфред пытался задержать ее: рядом с ним она чувствовала себя неловко. Его ясные, все понимающие паза проникали ей в душу с той же легкостью, с какой сам Альфред некогда проник в библиотеку. Но Ола не была готова к тому, что Альфред узнает о ней правду. Она и сама боялась этой правды.
– Альфред Монбанк, – Самах поморщится, произнося меншское имя, но он уже давно отказался от попыток убедить Альфреда открыть свое истинное имя, – Совет выдвигает против вас два серьезных обвинения. Во-первых, вы преднамеренно проникли в библиотеку, несмотря на то что на дверь были наложены запрещающие руны. Это проступок вы совершили дважды. – Альфред хотел что-то сказать, но Самах продолжал:
– В первый раз вы объяснили свое вторжение случайностью. Вы утверждали, что вас заинтересовало само здание и что, подойдя к двери, вы… э-э… споткнулись и упали через порог. Когда вы оказались внутри, дверь захлопнулась. Вы не смогли открыть ее и в поисках другого выхода вошли в библиотеку. Я правильно изложил ваши показания?
– Совершенно верно, – ответил Альфред.
Альфред сидел, стиснув руки. Он не осмеливался смотреть в лицо членам Совета и лишь изредка поднимал глаза. Ола с ужасом подумала, что он являет собой воплощение вины.
– На первый раз мы приняли это объяснение. Вам объяснили, почему библиотека закрыта для посетителей, и мы полагали, что нам больше не придется возвращаться к этому вопросу. Но меньше чем через неделю вас снова обнаружили в библиотеке. Отсюда проистекает второе, более серьезное обвинение. На этот раз вы проникли в библиотеку преднамеренно, причем таким способом, который показывет, что вы боялись быть задержанным. Это так?
– Да, – печально сказал Альфред. – Боюсь, что так Я очень сожалею, что доставил вам столько беспокойства, в то время как у вас довольно гораздо более серьезных забот.
Самах откинулся в кресле, вздохнул и провел рукой по глазам. Ола в безмолвном удивлении посмотрела на мужа. Он вовсе не был суровым судьей. Сейчас Самах напоминал усталого отца, вынужденного наказать горячо любимого, хотя и безответственного ребенка
– Не скажете ли вы нам, брат, почему вы нарушили наш запрет?
– Можно, я немного расскажу о себе? – спросил Альфред – Тогда вам будет легче понять…
– Пожалуйста, рассказывайте. Вы имеете право говорить все, что пожелаете
– Благодарю вас, – слабо улыбнулся Альфред. – Я был одним из последних детей, родившихся у сартанов Ариануса. Это произошло через много веков после Разделения и после того, как вы ушли в Сон. Дела на Арианусе шли неважно. Нас становилось все меньше. Взрослые умирали по неизвестным причинам, а дети не рождались. Тогда мы не знали, чем это вызвано, хотя теперь я это знаю note 37, – тихо, почти что сам себе сказал Альфред. – Но мы собрались здесь не за этим.
Жизнь сартанов на Арианусе была очень трудной. Дел было очень много а людей не хватало. А численность меншей тем временем росла. Они совершенствовались в магическом искусстве и в механике. Их стало слишком много, и мы уже не могли удержать их под контролем. Я думаю, в этом и была наша ошибка. Мы были уверены в своей мудрости и не желали слушать советов. Мы хотели управлять всем. А когда мы уже не могли управлять меншами, мы оставили их и скрылись в свои подземные убежища. Мы боялись.
Наш Совет решил, что, поскольку нас осталось так мало, следует погрузить
