По сути, все, что перепадало ему в жизни, зависело от умения быть обаятельным, чем дворфы, в общем-то, никогда особо не отличались. Но Вольфрам годами развивал и оттачивал свой природный дар. За все время Джессан не проронил ни слова, однако слушал внимательно, особенно когда дворф рассказывал о столкновениях с воинами-эльфами или оркскими пиратами. В зависимости от повествования, Джессан либо одобрительно кивал, либо его глаза осуждающе вспыхивали.
Когда стемнело, они остановились на ночлег. Джессан достал сверток с ломтями вяленой оленины и поделился с Вольфрамом, выказывая тем самым свое расположение к дворфу. Башэ поел сушеных ягод и пожевал корень какого-то растения, предложив то же самое и Вольфраму. Тот вежливо отказался, поскольку дворфы привыкли к мясной пище.
Близилась ночь. Воздух быстро становился прохладным. После ужина Джессан и Башэ улеглись на земле, еще хранившей дневное тепло, и моментально уснули сладким и не обремененным раздумьями сном молодости. Вольфрам уже и не помнил, когда он так спал. Он лег, но сон не приходил. Дворф лежал, прислушиваясь к глубокому дыханию Джессана, и смотрел, как у Башэ во сне вздрагивают руки и ноги, словно у пса, которому снится охота. Вздохнув, Вольфрам сел и посмотрел на свой браслет. Жжение исчезло. Камни слабо мерцали во тьме, показывая, что он правильно выполняет данные ему распоряжения.
Вольфрам совершенно не понимал, почему браслет указал ему на двух этих юнцов и что особо важного может быть с ними связано. Дворфу не терпелось поскорее узнать об этом. Водя пальцем по браслету и предаваясь приятным мыслям о количестве серебряных монет, которые он получит по окончании своей миссии, Вольфрам снова лег. Он уже погружался в сон, когда Джессан неожиданно проснулся и объявил, что им пора двигаться в путь.
Вольфрам позабыл об обыкновении воинов-тревинисов спать не более двух-трех часов, а затем, если возможно, продолжать путь и ночью.
До рассвета было еще далеко, однако призрачного света луны и звезд вполне хватало для освещения дороги, тем более что вдоль нее не росли деревья. В запасе у Вольфрама имелось еще достаточно историй, но он был не в настроении рассказывать. Именно сейчас, когда от него требовалось пустить в ход все свое обаяние, его клонило в сон, а перспектива ночного путешествия вызывала у него раздражение. Вольфрам заметил, что Джессан начал внимательно приглядываться к природным ориентирам. Значит, вскоре они свернут с дороги и двинутся по открытой степи.
Примерно через час пути Джессан остановился возле камней, сложенных пирамидой близ дороги. Дорога шла с востока на запад, тревинис смотрел на север. Объясняться с Вольфрамом он предоставил Башэ.
— Здесь мы сворачиваем с дороги, — сообщил Башэ. — Спасибо тебе за твои истории и за то, что помог мне торговаться с эльфом.
Джессан что-то пробормотал, однако Вольфрам ничего не разобрал.
— Счастливого тебе пути, господин, — вежливо добавил Башэ.
Вольфрам почувствовал, как браслет слегка потеплел, но он не нуждался в подсказках. Он прекрасно понимал, что ни в коем случае не должен расстаться с пеквеем и тревинисом, но по какой причине — этого он не знал.
— Благодарю вас, — столь же вежливо произнес Вольфрам. — Но мне очень бы хотелось и дальше идти вместе с вами. Я так надеялся побеседовать с твоей бабушкой, — добавил он, обращаясь к пеквею. — Не часто встретишь такую мудрую женщину.
Башэ посмотрел на Джессана, который покачал головой. На дворфа он даже не взглянул, продолжая глядеть в северном направлении.
— Нет, — коротко сказал он.
Вольфрам мог бы тайком двинуться вслед за ними, но ему требовалось, чтобы тревинисы приняли его без подозрений, а потому негоже было начинать с воровского проникновения в их селение. Он напряженно искал причину, которая оправдала бы его появление там, когда неожиданно пеквей пришел ему на помощь.
— Возьмем его с собой, — сказал по-тирнивскн Башэ.
Джессан покачал головой.
— В нашем селении никто и никогда не видел живого дворфа, — возразил Башэ. — Даже твой дядя Рейвенстрайк. Представляешь, какой подымется шум, когда мы приведем с собой Вольфрама? Он будет нашим дворфом. Только нашим и больше ничьим. Медвежья Лапа сляжет от зависти, невзирая на все его трофеи. Что его высохшие, сморщенные старые головы по сравнению с настоящим живым дворфом?
Похоже, Джессан задумался над доводами друга.
— А уж что будет с Ясной Зарей, — умно подзуживал Башэ. — Сколько у нее отрезанных голов, но и она никогда не видела живого дворфа.
Разговор не предназначался для ушей Вольфрама, и он старался делать вид, что не понимает ни слова. Конечно, оскорбительно, когда тебя оценивают, словно какую- нибудь диковинку на ярмарке. Но иного способа добраться до селения этих юнцов у него нет, а потому самолюбие придется запрятать за щеку.
— Разве ты боишься его? — спросил Башэ, бывший сейчас воплощением невинного простодушия.
— Конечно же нет, — ответил Джессан, бросив на дворфа презрительный взгляд.
— Так давай возьмем его с собой, — вновь предложил Башэ.
Пеквей действовал очень разумно. Если Джессан откажется, отныне его станут упрекать в том, что он боится дворфов. Кажется, Джессан уже сообразил, что ухищрения друга загнали его в угол, откуда он не знал, как выбраться. Теперь Вольфрам лучше понял странную взаимосвязь между пеквеем и тревинисом. Джессан, привыкший в жизни двигаться по прямой, был вынужден время от времени сворачивать в сторону, уступая коротышке-пеквею, умевшему ходить кругами и добиваться своего.
— Дворф может идти, — хмуро бросил Джессан.
— Ты можешь пойти с нами, — возбужденно произнес Башэ, поворачиваясь к Вольфраму. — Мы с Джессаном обсудили это дело. Я сказал, что моей бабушке будет очень интересно встретиться и поговорить с тобой, и он согласился.
Вольфрам в самых вежливых выражениях поблагодарил обоих юношей за удовольствие и дальше наслаждаться их обществом и за великую честь, которую они ему оказали, согласившись привести его в свое селение. Джессан расшвырял в разные стороны камни пирамиды, и все трое двинулись дальше. Вольфрама интересовало, сколько им еще идти, однако спрашивать он не решился, опасаясь, как бы его не заподозрили в скрытых и недобрых намерениях.
Джессан шел не по прямой, и дворф понял, что юноша специально ведет их в обход, чтобы он не запомнил дорогу к селению. Вольфрам, начинавший уставать, мог бы уверить Джессана, что не имеет подобных намерений, однако это лишь вызвало бы у тревиниса дополнительные подозрения. Посему Вольфрам помалкивал и изо всех сил старался не спать на ходу.
Наступило самое глухое время ночи. Справа выросла какая-то темная громада, заслонившая небо и звезды. Вольфрам принюхался и почуял воду. Громада была не чем иным, как кронами деревьев, окружавших озеро. Башэ что-то сказал насчет своего пустого бурдюка, и юноши повернули к озеру. Вольфрам обрадовался возможности передохнуть, пусть и недолго. Он рассчитывал окунуть лицо и шею в холодную воду и тем самым побороть сон.
Они вошли в рощицу. Деревья с пышной листвой отбрасывали густые тени. Джессан замедлил шаги. Где-то неподалеку слышались крики ночных зверей, вышедших на охоту. Наверху ухал филин, объявляя, что окрестные земли принадлежат ему. Другой филин, притаившийся чуть дальше, похоже, оспаривал это утверждение. Башэ сообщил, что где-то в кустах прячется лиса. Вольфрам едва не наступил на горностая, который злобно заверещал и скользнул прочь из-под его
