— Возможно, оно заботит меня в большей степени, чем ты думаешь, — возразил Рейсшин, и Крисании вновь почудилось, что его губы насмешливо кривятся.
Кровь бешено стучала в ее висках, но Крисания ничем не выказывала волнения. Во время разговора маг двинулся в обход кресла, пытаясь приблизиться к вей, — он подошел так близко, что она физически ощутила нечеловеческий жар, исходивший от его тела, скрытого под бархатным плащом. Вслед за тем Крисания почувствовала приторно-сладкий и тем не менее приятный запах. «Этот пряный аромат дурманит и помогает ему в колдовстве!» — догадалась она. Мысль эта тут же вызвала у нее брезгливую тошноту. Стараясь справиться с ней, она стиснула в кулаке амулет Паладайна, так что края его глубоко вонзились в ее ладонь. Ловким движением она вновь отстранилась от мага.
— Паладайн явился мне во сне… — с вызовом сказала Крисания.
Рейстлин рассмеялся.
Мало кто из смертных мог похвастаться, что слышал его смех, но те, кто его действительно слышал, забыть его были уже не в силах — он начинал преследовать их в кошмарных снах. Он резал слух, как клинок — живую плоть. Добро и справедливость казались посрамленными уже потому, что смех этот был возможен.
— Что ж… — сказала Крисания, и глаза ее блеснули, как стылая сталь. — Я пыталась отвратить тебя от зла. Теперь дело богов — распорядиться твоей жизнью.
Видимо, только сейчас осознав то бесстрашие, с каким вела себя Крисания, Рейстлин, прищурив горящие глаза, пристально посмотрел на собеседницу. Затем он внезапно улыбнулся, и за его сухой улыбкой почудилась едва ли не радость, отчего Астинус, прежде молча наблюдавший эту сцену, поднялся с кресла. Тень летописца растянулась на полу и, словно вещественная преграда, разделила жрицу и мага. Рейстлин тревожно вздрогнул и, обернувшись к Мастеру, опалил его огненным взглядом.
— Поберегись, дружище, — предупредил маг. — Мне кажется, ты решил вмешаться в ход истории?
— Я никогда не вмешиваюсь в ход истории, — сказал Астинус, — и ты отлично это знаешь. Я лишь наблюдатель и летописец — что бы ни случилось, я останусь беспристрастным. Твои помыслы известны мне, как и чаяния всех тех, кто пока еще дышит. Поэтому не торопись и выслушай меня, Рейстлин Маджере, а угрозы свои можешь взять обратно. Эта женщина не только Посвященная, она — любимая дочь богов, и это не пустые слова.
— Любимая дочь богов? Но мы все — их возлюбленные чада. Или я ошибаюсь, праведная дочь Паладайна? — Рейстлин снова повернулся к Крисании, и голос его стал мягким и бархатистым. — Разве не так записано на Дисках Мишакаль? Разве не этому учит преподобный Элистан?
— Верно, — согласилась Крисания и подозрительно посмотрела на мага, не понимая, говорит ли он всерьез или насмехается.
Однако лицо его было неподвижно и серьезно, отчего жрица неожиданно дня себя подумала, что маг, пожалуй, похож сейчас на умудренного жизнью наставника.
— Да, так там сказано, — холодно улыбнулась Крисания. — Я рада, что ты знаком с тем, что записано на священных Дисках, хотя, судя по всему, это тебя ничему не научило. Не припомнишь ли, что было написано в…
Громко фыркнув, Астинус перебил ее.
— Вы злоупотребили моим временем, оторвав меня от работы, — проворчал он, поднимаясь и широкими шагами направляясь к дверям комнаты. — Позвоните в звонок и вызовите Бертрема, когда надумаете уходить. Прощай, Посвященная Паладайна.
Прощай… дружище.
Астинус открыл дверь и впустил в комнату мирную тишину библиотеки, которая словно обдала разгоряченную Крисанию приятной освежающей прохладой.
Почувствовав, что самообладание возвращается к ней, она успокоилась и выпустила из руки медальон. Церемонно поклонившись вслед Астинусу, она заметила, что и маг сделал то же самое. Дверь за хронистом затворилась, и они остались вдвоем.
Некоторое время оба молчали. Наконец Крисания почувствовала, что тело ее вновь наполнено силой Паладайна, и повернулась к Рейстлину.
— Признаться, я совершенно забыла, что именно ты и те, кто был тогда с тобой, отвоевали священные Диски. Конечно же, ты читал, что на них написано. Но как бы мне ни хотелось поговорить с тобой об этом, я вынуждена попросить, чтобы впредь, какие бы дела нас ни связывали, Рейстлин Маджере, ты говорил об Элистане с уважением. Он…
Она замолчала, потому что в этот момент худое тело мага изогнулось, словно сведенное судорогой.
Приступ жесточайшего кашля разорвал ему грудь, и, захлебываясь им, Рейстлин Маджере жадно хватал ртом воздух. Его шатало так сильно, что, не будь с ним посоха, он, казалось, непременно бы упал. Позабыв о своей вражде, Крисания машинально протянула вперед руки и, обхватив мага за плечи, прошептала целительную молитву. Ладони ее чувствовали мягкое тепло его одежд. Но не только. Тело Рейстлина судорожно вздрагивало, и Крисания почти физически ощущала терзавшую его боль. Сердце ее наполнилось состраданием и скорбью.
Однако Рейстлин резко отстранил руки Крисании. Кашель его понемногу утих, а когда к нему вернулась способность свободно дышать, Рейстлин насмешливо поглядел на жрицу.
— Не трать на меня своих молитв, праведная дочь Паладайна, — сказал он и, вытащив из кармана чистую тряпицу, отер ею губы. Когда он отнял платок, Крисания увидела на нем алые пятна крови. — Моя болезнь неизлечима. Это жертва, цена, которую я заплатил за свою волшебную силу.
— Не понимаю… — пробормотала Крисания. При воспоминании о прикосновении к теплым плечам мага пальцы ее непроизвольно шевельнулись, и она поспешно спрятала. руки за спину.
— Вот как? — язвительно удивился маг и так взглянул на нее своими желтыми глазами, словно намеревался прочитать самые сокровенные ее мысли. — А какова была цена, которую ты заплатила за свое могущество?
На щеках жрицы заиграл легкий румянец, едва заметный в свете слабеющего пламени камина. Встревоженная властным вторжением мага в самые потаенные глубины своего естества, Крисания отвернулась к окну. Над Палантасом сгустилась ночь. Серебряная луна Солинари повисла в небе тонким серпом. Красная луна — близнец Солинари — еще не взошла. Черная луна… «Где она? — неожиданно задумалась Крисания. — Неужели он ее видит?»
— Я должен идти, — хрипло сказал Рейстлин. — После приступов я становлюсь слаб, точно младенец. Мне нужно отдохнуть.
— Конечно. — Крисания ощутила, как к ней возвращаются спокойствие и уверенность в себе. Разобравшись со своими чувствами, она снова повернулась к магу:
— Благодарю тебя за то, что пришел…
— Но мы еще не закончили, — сказал Рейстлин. — Я был бы рад, если бы мне удалось доказать, что опасения вашего бога безосновательны. Ради этого я предлагаю тебе прийти в Башню Высшего Волшебства: там ты увидишь меня в окружении моих книг и поймешь, чем именно я занимаюсь. Когда ты узришь все своими глазами, твой разум успокоится. Как написано на священных Дисках, мы боимся лишь того, чего не знаем…
Он сделал шаг по направлению к Крисании. Удивленная его предложением, она замешкалась и не успела отстраниться от мага, уже оттесненная им к окну и лишенная путей к отступлению.
— Я не могу… отправиться в Башню, — запнувшись, пробормотала она — близость мага вызвала у нее легкое головокружение. Крисания попыталась обойти его, но Рейстлин выставил свой посох и загородил ей проход. Стараясь говорить как можно спокойнее, Крисания продолжила:
