момента Рейстлин терпел боль, унижения, физические и душевные страдания. К нему он готовился, ради него изнурял себя бесконечным штудированием колдовских книг, ради него боролся, жертвовал, убивал…
Теперь он наслаждался величием минуты, позволив магической энергии собраться над своей головой, окружить себя. Никакие иные звуки или предметы не волновали мага; весь мир, за исключением магии и Врат, перестал для него существовать.
Но даже в минуты торжества его разум не прекращал работу. Глаза мага внимательно осматривали Врата, не пропуская ни малейшей подробности, хотя в этом, наверное, уже не было необходимости. Тысячи раз он видел Врата во сне и в мечтах, видел как наяву. Заклинания, открывающие проход, были просты — ничего особо хитрого в них не было. Маг должен был обратиться с соответствующей фразой к каждой из пяти драконьих голов, охранявших Врата. К головам тоже следовало обращаться в определенном порядке, а каждую фразу необходимо было произнести с особой интонацией, но для великого мага, каким стал Рейстлин, это было пустяковой задачей. Как только он закончит с этим, Крисания обратится к своему богу с молитвой, чтобы он удержал Врата открытыми. Когда они войдут, Врата закроются.
И тогда Рейстлин попробует решить ту великую задачу, которую он перед собой поставил.
Мысль об этом привела его в восторг. Сердце забилось быстрее, кровь побежала по жилам, застучала в висках и запульсировала в набухших артериях на шее. Поглядев на Крисанию, маг кивнул. Пора.
Жрица, раскрасневшись от волнения и восторга, уже предвкушала вожделенный молитвенный экстаз, который даровало ей общение с ее богом. С горящими глазами она встала почти в центре Врат, повернувшись к Рейстлину лицом. Этот поступок свидетельствовал о ее полной и безоговорочной уверенности в способностях Рейстлина; ведь одно неверное слово, даже не к месту сделанная пауза, малейшая оговорка или жест руки могли привести обоих к гибели.
Таким образом древние маги, создавшие эти страшные ворота и по какому-то своему капризу не пожелавшие запереть их навсегда, пытались защитить их от непосвященных. Чтобы просто приблизиться к Вратам, черный маг должен был совершить немало страшных деяний. Но и он не мог в одиночку открыть Врата — в этом ему мог помочь только чистый душой и непоколебимый в своей вере жрец Светоносного Паладайна. И два столь разных человека, воплощения двух противоположных начал, должны были бесконечно доверять друг другу и поддерживать один другого, что представлялось совершенно невероятным сочетанием.
И все же однажды так уже было. Фистандантилус и Денубис, крепко связанные ложным обаянием одного и утраченной верой другого, дошли до Врат вместе. Теперь же пред Вратами стояли двое, соединенные тем, чего не предусмотрели древние мудрецы, — странной, противоестественной любовью.
Крисания вступила во Врата. Она бросила последний взгляд на Рейстлина — последний взгляд в этом мире — и улыбнулась. Рейстлин ответил ей тем же, хотя в мозгу его уже звучали первые строки заклинаний.
Крисания подняла руки. Теперь ее глаза смотрели сквозь мага, смотрели в волшебные сверкающие миры, в которых обитало ее божество. Жрица слышала последние слова Короля-Жреца из Истара и знала теперь, в чем заключалась его роковая ошибка. Его подвела гордыня, с которой он требовал то, о чем ему следовало молить униженно и смиренно.
Теперь Крисании не казалось удивительным, что боги в своем праведном гневе обрушили на город огненную гору и наслали несчастья и болезни на весь мир Кринна. В глубине души она не сомневалась, что Паладайн ответит на ее молитвы и даст ей то, в чем отказал он Королю-Жрецу. Эти минуты были великими не только для Рейстлина, но и для нее.
Как великий рыцарь Хума, она прошла через все испытания — испытания огнем, тьмой, кровью и смертью. Теперь она была готова.
— О Паладайн, Платиновый Дракон! Твоя недостойная рабыня припадает к ногам твоим и просит твоего благословения! Глаза мои открыты для твоего света! Только теперь я поняла все то, чему ты пытался научить меня в своей несравненной мудрости. Так прислушайся же к моей молитве, о Несущий Свет! Не оставь меня в радениях моих! Отвори передо мной сии Врата, дабы могла я идти вперед с твоим факелом в руке. Освети мой путь и пройди его вместе со мной, чтобы навсегда исчезла тьма в этом мире!
Рейстлин затаил дыхание. Все решалось именно в эти мгновения. Не ошибся ли он в ней? Хватит ли у жрицы веры, сил, мудрости? В самом ли деле она — избранница Паладайна?
А Крисанию уже закружило ослепительное сияние. Ее темные волосы засверкали, белое платье светилось, словно пропитанное солнечным светом облако, а глаза мерцали подобно серебряной луне. В эти мгновения ее красота стала совершенно сказочной, неземной, небывалой.
— Благодарю тебя за то, что ты ответил на мою молитву, бог Света, — прошептала Крисания, склонив голову. Две слезинки блеснули на ее бледных щеках, словно драгоценные камни. — Я постараюсь быть достойной тебя!
Рейстлин смотрел на жрицу, зачарованный ее красотой. Он чуть было не позабыл, какая великая цель привела его к преддверию Врат. Он смотрел на нее, словно околдованный, и даже мысли о магии ненадолго — на короткий промежуток между двумя ударами сердца — покинули его.
Потом он встрепенулся. Ничто, ничто не могло остановить его теперь!
— Карамон, смотри! — прошептал Тассельхоф в благоговейном восторге.
— Мы опоздали, — печально ответил гигант.
В поисках Крисании и Рейстлина оба друга спустились на самый нижний уровень подземных казематов магической крепости и теперь стояли, не в силах отвести взгляд от прекрасной жрицы. Крисания, окруженная аурой серебристого света, стояла в самых Вратах, подняв кверху вытянутые руки и обратив лицо к невидимым небесам. Ее неземная красота болью ужалила Карамона в сердце.
— Не может быть, чтобы было слишком поздно! — вскричал Тассельхоф. — Не может!
— Посмотри внимательней, Тас, — прошептал Карамон, сокрушенно качая головой. — Посмотри на ее глаза! Она слепа, столь же слепа, сколь незрячим был я в Башне Высшего Волшебства. Она не может видеть сквозь этот яркий свет…
— Нужно хотя бы попытаться поговорить с нею, Карамон! — Кендер в отчаянии вцепился в одежду гиганта. — Мы не должны допустить, чтобы она ушла с ним. Это все я виноват — я рассказал ей о Бупу! Если бы не я, Крисания, наверное, не пошла бы с Рейстлином! Пусти меня, я сам с ней поговорю!
Размахивая руками, кендер бросился вперед. Только в последний момент Карамон успел схватить его за хохолок на макушке и потянул на себя. Кендер завопил — от боли и в знак протеста, — и тут Рейстлин обернулся.
В первые несколько секунд великий маг смотрел на них — на своего брата-близнеца и на кендера — с таким выражением, словно никак не мог их узнать. Постепенно, однако, лицо его менялось. Маг узнал обоих, но не был ни доволен, ни огорчен.
— Тише, Тас, — прошептал Карамон. — Ты не виноват. А теперь встань здесь.
Он подтолкнул кендера и заставил его спрятаться за толстой каменной колонной.
— Спрячься, — прошипел он. — Береги устройство, и себя
