Бог из Серой Драгоценности являл собой более чем серьезную проблему для него самого и, скорее всего, — для всех остальных Богов. Бог из Серого Бриллианта, вероятно, мог поспорить и с Богокоролем. Я присел на корточки рядом со стариной Герном и покалеченным гномом в небольшой каюте и молился всем, кто только мог меня услышать, чтобы жара не продержалась слишком долго или не слишком усиливалась.
Полагаю, что тогда я понял, почему случилось так, что нас с капитаном Герном забросило сюда. Бог из Серой Драгоценности хотел сделать не что иное, как отомстить тем, кто пленил его, — Истинным Богам. А какая месть может быть лучше, чем разрушить все остальные Серые Бриллианты повсюду, на каждом Кринне, в каждой исторической линии, и освободить их пленников? Пламенный титан из нашего мира, несомненно, выбрал нас для выполнения этой миссии. Но откуда ему было знать, что мы сможем это? Были ли и другие выбраны на этом новом Кринне и посланы через время в другие миры, чтобы разрушить еще больше Серых Бриллиантов, выпустить еще больше Богов, уничтожить еще больше Криннов, один за другим, словно ломая бесконечную башенку детских кубиков?
Проблема оказалась слишком сложной, чтобы я мог о ней думать, к тому же было слишком жарко, чтобы все остальное могло волновать.
Мы услышали раскатывающийся над морем грохот, нарастающий, подобно лавине. От пламенной жары начал дымиться деревянный настил. Мы сорвали с себя одежду и сели на нее, чтобы защитить ноги. Я обильно поливал нас водой из бочонков, но вскоре почувствовал запах дыма и понял, что верхняя палуба «Летучего Омара» охвачена огнем. Конец был близок.
Затем свет, поступающий снаружи, быстро угас, оборачиваясь темной, бесцветной серостью. Грохот прекратился. Жара спала и обернулась холодом за считанные мгновения. И в течение того времени, которое потребовалось бы, чтобы втянуть и удерживать долгий вдох, все было тихо.
Дуган сел и посмотрел на меня. Я едва мог видеть его, но что-то в его лице пугало меня. Я отодвинулся.
— Чайка, — сказал он, поднимая руку. Его обрубок запылал, словно был охвачен огнем. — Во мне теперь есть немного магии. Она пришла от Серого Бриллианта. Возьми ее и отправляйся домой.
Вой отца всех ураганов обрушился на нас, и в следующую секунду раздался удар. Корабль полностью лег на борт в этом кричащем ветре. Я упал на переборку. Что-то тяжелое рухнуло на меня. Я услышал раздавшийся в трюме рев воды.
— Чайка, — повторил гном, являвшийся Богом, обращаясь ко мне так, как если бы ничего не произошло, — проснись и отправляйся домой.
Что-то коснулось моего лба в безумной темноте конца мира. Мгновением спустя и безумие, и мир исчезли.
— Герн, — прошептал я.
— Чайка, просыпайся.
Прохладная влажная ткань прикоснулась к моему лбу, благословенная вода побежала по обожженному лицу. Я открыл глаза.
Небо было синим, с белыми облаками и желтым солнцем.
— Хвала Богам! — закричал Герн. Он наклонился и заключил меня в объятия. — А я уж думал, что ты помирать собрался! Хвала всем Богам вверху и внизу!
В течение нескольких минут царило замешательство. Старина Герн плакал и прославлял Богов, а под конец сказал мне, что наступило утро после той ночи, когда мы видели пламенного гиганта. Я потерял сознание из-за удара по голове. Я был в лихорадке и потел. И бредил.
— Ты говорил самые невероятные вещи, — сказал сияющий от облегчения Герн, подавая мне питье. — Хотя теперь это не имеет никакого значения. Отдыхай и спи. Отдыхай и спи.
Я попытался сесть, но моя голова кружилась. Пришлось лечь обратно и закрыть глаза. Мне очень хотелось спать, но вначале надо было кое-что узнать.
— Луны, — спросил я. — Где луны?
— Спи, — приказал капитан. — Луны еще не взошли.
— Разбуди меня, когда они поднимутся, — прошептал я, чувствуя, как проваливаюсь в сон. — Разбуди меня.
— Обязательно, — сказал он.
Дом. Я молился, чтобы это был дом. Мой дом. А затем отдался покою и темноте и долгое время спал без снов.
ПЕРВОЕ ДВИЖЕНИЕ СОПРОТИВЛЕНИЯ ОВРАЖНЫХ ГНОМОВ
Крис Пирсон
Редкие завсегдатаи, все еще приходившие в «Сломанную мачту», оторвали взгляды от выпивки, когда вошел Гелл Мар-Борет, Рыцарь Лилии, и молчаливое страдание на их лицах уступило место страху. Они поспешили расступиться, не осмеливаясь встретиться с его надменным взором, пока рыцарь шел через таверну к своему излюбленному столику. Бармен с изумительной расторопностью налил и подал Геллу кружку эля, а затем отошел, даже не спрашивая про такую мелочь, как медная монетка в качестве платы. Таковы были привилегии тех, кто входил в состав армии завоевателей.
Гелл рассказал об этом Ранцису Лавьену, своему товарищу по оружию и собутыльнику, несколько ночей назад. Ранцис, как обычно, усмехнулся:
— Знаю, и именно поэтому я присоединился к Рыцарям Такхизис… ради дармовой выпивки.
Гелл рассмеялся, а потом покачал головой, глядя, как его друг потягивает белое вино из Лемиша.
— Не потому, — сказал он. — Ради уважения. Эти люди знают, кто мы и что можем сделать… и сделаем, — если они перейдут нам дорогу. Этого им не хочется, а потому они дают нам творить все, что вздумается.
— Это не уважение, — мрачно ответил Ранцис. — Это страх.
— А имеет ли это значение? Ты и впрямь хочешь, чтобы эти крестьяне нас любили? — Пожав плечами, Гелл выпил свой эль.
Ранцис поднял брови, и лицо его приобрело вкрадчивое выражение, которое всегда предваряло какое-нибудь очень содержательное замечание.
— Не очень, — ответил он. — А ты и впрямь хочешь, чтобы они нас ненавидели?
Гелл тогда немного подумал над этим, а потом оставил размышления.
А сегодня Ранцис встал и отсалютовал, пока Мар-Борет отодвигал свой стул. Несмотря на формальность жеста, это было сделано с такой насмешкой, что Гелл взбесился бы, будь на месте Лавьена кто-то другой. Впрочем, он знал Ранциса уже многие годы — с тех пор, как Лорд Ариакан призвал их обоих на службу Темной Королеве, — и понимал, что друг не имел в виду ничего действительно оскорбительного. Таким уж он был; если что и могло сравниться по быстроте с мечом Ранциса, так это его остроумие.
— Позвольте мне иметь честь быть первым, кто выскажет свои искренние поздравления касательно знаменательного события, каковым является ваше продвижение по службе, сэр, — объявил глубоким, почти почтительным голосом Ранцис. Его глаза искрились.
Гелл почувствовал, что краснеет — поведение Лавьена привлекало взгляды, — и поспешно отсалютовал в ответ.
— Больше так не делай, — сказал он спокойно, когда оба сели.
