трупе: интересно, что они собираются с ним делать? Если его бросят в реку, лично я год не буду купаться...
— Труп!
Глаза Сарьона расширились.
— Мальчик мой, объясни все нашей Дикой Розе, хорошо? Я не в силах пройти через это еще раз. Очень уж это утомительно. Кстати, — скучающим тоном поинтересовался Симкин, взглянув на Джорама, — все ли прошло удачно нынешней ночью?
Джорам не ответил. Он опустился на кровать, снова впав в уныние.
— Послушайте, вы могли хотя бы рассказать мне, чем вы занимались — после всех неприятностей, которые я перенес...
— Например, убийства стражников! — злобно огрызнулся Мосия.
— Ну, если тебе угодно шутить на столь грубый манер... Я все же... Кровь Олминова, да что за хамье!
Последнее восклицание было вызвано тем, что дверь тюрьмы с силой распахнулась, едва не свалив Симкина.
Пока он пытался прийти в себя, через порог шагнул один из подручных Блалоха, бросив глумливый взгляд на разгневанного молодого человека.
— Послушайте, отошли бы вы в сторонку, — сказал Симкин, поднося платок к носу. — Не могу же я пройти через вас! То есть я могу, но вам это не понравится...
— Никуда вы не пойдете. Приказ. Я пришел вам сообщить. До тех пор, пока...
— О, нет! На самом деле это все не важно. — Симкин преспокойно обошел стражника, слегка морща нос. — Я уверен, что вы ошибаетесь. Эти приказы ко мне не относятся. Ведь правда? Они касаются только этой троицы.
— Ну, я... — нахмурившись, пробормотал подручный.
— Ну, будет, будет вам. — Симкин похлопал подручного по плечу и шагнул через порог. — Не стоит так напрягать мозги, старина. А то вдруг еще войдете во вкус?
И, в последний раз взмахнув оранжевым платочком, он оглянулся и бросил взгляд на тюрьму.
— Прощайте, дорогие друзья. Рад, что смог вам помочь. А теперь я пошел.
— Помочь! — пробормотал Мосия, когда за кричаще разряженным молодым человеком захлопнулась дверь, а у входа замаячил подручный Блалоха, расхаживая из стороны в сторону.
Подойдя к окну, Мосия увидел, как Симкин с жеманным видом шествует через улицу, к домику, в котором умер стражник. Двое из людей Блалоха как раз выносили тело, и Симкин зашагал рядом с ними, прикрывая рот и нос своим оранжевым шелковым платочком. Одновременно с этим еще несколько стражников заняли место у окна и принялись наблюдать за тюрьмой. Мосия с отвращением стукнул кулаком по подоконнику и отвернулся.
— Если бы не этот фигляр с его беленой, все бы обошлось. А так он мог бы с тем же успехом просто взять и сдать нас Блалоху! Может, хоть теперь ты прислушаешься, ко мне, Джорам, и перестанешь ему доверять! Хотя все равно уже слишком поздно.
Джорам, лежавший на кровати, не ответил и вообще никак не показал, что он услышал Мосию. Он закинул руки за голову и уставился в потолок.
Сарьон, вытирая мокрое лицо рукавом рясы, подошел к окну и увидел Симкина, марширующего во главе некоего подобия стихийно возникшей погребальной процессии, и стражников, что тащились следом со своей мрачной ношей. Вид у них тоже был мрачный, вполне соответствующий ситуации. Симкин то и дело прикладывал платочек к глазам и скорбно приветствовал немногочисленных сельчан, успевших уже встать и теперь охваченных глубоким волнением. Но никто ему не отвечал. Местные жители смотрели на труп в страхе и смятении и спешили прочь, а затем сбивались в кучки и принимались перешептываться, покачивая головами.
Что это — глупость? Сарьону вдруг вспомнился лес у Уолрена, тот самый лес, где он впервые встретился с Симкином.
«Мы ведем сложную игру, брат, — сказал тогда молодой человек. — Сложную и опасную».
Так что же за игру вел Симкин?
Весть об убийстве стражника стремительно разнеслась по небольшому селению. Люди сновали из дома в дом и испуганно, приглушенно переговаривались. Казалось, будто подручные Блалоха присутствуют повсюду. Они бродили по улицам с мрачным, напряженным и нетерпеливым видом, как будто знали, что должно произойти, и с нетерпением ожидали этого события. Постепенно жители селения вернулись к своим обыденным заботам и трудам, но продвигались те неважно. Большинство людей рано закончили работу. Даже кузнец и тот закрыл кузню еще до сумерек и поскорее отправился домой.
Сегодняшний день выдался для кузнеца долгим и беспокойным. Сперва в кузню заявились люди Блалоха и принялись шнырять повсюду, везде совать свой нос, все перевернули и начали задавать дурацкие вопросы.
— Тут кто-нибудь работал вчера ночью?
— Да.
— Кто?
— Я так сразу и не скажу. — Кузнец пожал могучими плечами. — Наверно, кто-то из подмастерьев. Они часто задерживаются после работы. Мы все задерживаемся, и нам придется задерживаться и дальше, если нам будут задавать дурацкие вопросы и мешать работать.
В конце концов блалоховские лизоблюды убрались, но им на смену явился сам Блалох. Кузнеца это не удивило. Кузнец был мужчиной в годах; у него уже имелись взрослые сыновья. Он был человеком наблюдательным и проницательным, хотя, быть может, и несколько вспыльчивым. Известно было, что он терпеть не может чародея. Налет на приграничное селение стал для него источником горя и гнева. Он горячо поддержал решение Андона скорее голодать, чем есть хлеб, запятнанный кровью. На самом деле кузнец настойчиво предлагал применить против чародея более решительные меры, но старик, страшась жестоких ответных действий, упросил его ничего не предпринимать.
Кузнец согласился, но неохотно. Согласился он лишь потому, что потихоньку ковал лишнее оружие и прятал в тайник, дабы пустить его в ход, когда придет время. Когда именно оно придет, кузнец толком не знал, но у него сложилось впечатление, что ждать осталось недолго, судя по обеспокоенному виду Андона и по всяким загадочным происшествиям, которые то и дело случались в кузне.
— Кто-нибудь работал здесь прошлой ночью? — спросил Блалох.
— Да.
— Кто?
— Я же уже сказал: я не знаю! — огрызнулся кузнец.
— Это мог быть Джорам?
— Мог. Как и любой другой подмастерье. Спросите у них.
Кузнец отвечал на вопросы предельно коротко, не прекращая работать; ответы сопровождались ударами молота. Кузнец бил по наковальне с такой силой, будто воображал, что видит на ее месте чародея. Тем не менее он все-таки отвечал и старался не смотреть на облаченную в черное фигуру. Как ни сильна была ненависть кузнеца к колдуну, страх все-таки был
