Ванье уже совсем было сел за стол и собрался приступить к дневным делам и хлопотам, как в дверь негромко, почти застенчиво постучали.
— Входите, и да пребудет с вами Олмин, — кротко отозвался епископ — и тяжело вздохнул, окинув взглядом свежую стопку официальных посланий, доставленных ариэлями. Несвоевременное вторжение раздражало.
Но к тому моменту, как посетитель ступил на порог, Ванье успел убрать с лица раздраженное выражение. Мятежный солнечный луч, прорвавшись сквозь щель между шторами, вспыхнул на серебряной отделке, украшающей белую рясу гостя. Кардинал двигался столь вкрадчиво, что толстый ковер почти полностью заглушал его шаги. Он приостановился на пороге, поклонился, тщательно прикрыл за собою дверь и нерешительно двинулся вперед.
— Ваше святейшество, — начал кардинал, нервно облизывая губы, — чрезвычайно прискорбное происшествие...
— Солнце встало, кардинал, — произнес епископ, не поднимаясь из-за массивного стола.
Кардинал вспыхнул.
— Прошу прощения, ваше святейшество, — пробормотал он и еще раз поклонился, — Солнце встало. Да снизойдет на вас сегодня благословение Олмина.
— И на вас, кардинал, — безмятежным тоном отозвался епископ, проглядывая официальное послание, доставленное вчера вечером.
— Ваше святейшество, чрезвычайно прискорбное происшествие...
— Мы не должны допускать, чтобы мирские дела завладевали нами настолько, что мы забывали бы вознести хвалу Олмину, — заметил Ванье. Казалось, будто он с головой ушел в чтение одного из писем, окутанного золотистым свечением — то был императорский знак. На самом же деле епископу стало не до письма. Опять какое-то «прискорбное происшествие»! Проклятье! Он только-только успел разобраться с одним «происшествием»: несчастный дурень, домашний каталист, настолько увлекся дочерью мелкого дворянина, что они совершили гнусный грех соединения. Орден приговорил грешника к казни через Превращение. Самое разумное решение в подобной ситуации. Но приятным его все равно не назовешь. И добрую неделю жизнь в Купели шла наперекосяк. — Вы запомните это на будущее, ведь верно, кардинал?
— Да, ваше святейшество. Конечно, — пролепетал кардинал. Теперь у него покраснело не только лицо, но и лысина. Он умолк.
— Итак? — Епископ поднял голову и посмотрел на посетителя. — Вы заговорили о чрезвычайно прискорбном происшествии.
— Да, ваше святейшество! — выпалил кардинал — словно с горы ринулся, — Одного из молодых дьяконов застали вчера вечером, во время покоя, в Великой библиотеке...
Ванье раздраженно нахмурился и махнул пухлой рукой.
— Пусть кто-нибудь из младших мастеров определит ему меру наказания, кардинал. Мне некогда разбираться со всеми мелкими проступками...
— Я еще раз прошу у вас прощения, ваше святейшество, — перебил епископа кардинал; он даже ступил вперед — такое рвение его обуревало, — но это не обычный мелкий проступок.
Ванье повнимательнее пригляделся к кардиналу и лишь сейчас заметил, что лицо его пугающе серьезно. Помрачнев, епископ отложил императорское послание и полностью сосредоточил внимание на вошедшем.
— Пожалуйста, продолжайте.
— Ваше святейшество, этого молодого человека обнаружили во Внутренней библиотеке... — кардинал заколебался — но не ради того, чтобы усилить драматичность момента; он собирался с духом, готовясь встретить реакцию начальства, — ...в палате Девятого Таинства.
Епископ Ванье молча взирал на кардинала. Лицо его затуманилось неудовольствием.
— Кто? — проскрежетал он.
— Дьякон Сарьон.
Епископ нахмурился еще сильнее.
— Сарьон... Сарьон... — пробормотал он, медленно, задумчиво барабаня пухлыми пальцами по крышке стола. Была у него такая привычка. Кардиналу, которому и прежде случалось наблюдать это зрелище, тут же представился паук, медленно ползущий по полированному черному дереву.
— Сарьон, ваше святейшество. Математическое дарование.
— Ах этот! — Приподнятые брови опустились, и на смену неудовольствию пришло какое-то другое чувство. — Долго он там пробыл?
— Нет, ваше святейшество, — поспешил заверить его кардинал. — Младший мастер услышал шум в дальней части библиотеки и почти сразу же вызвал Дуук-тсарит. Очевидно, дьякон пробыл там буквально считанные минуты.
Лицо епископа разгладилось; он почти улыбнулся. Заметив однако, что кардинал взирает на столь явное облегчение потрясение и неодобрительно, Ванье немедленно напустил на себя суровость.
— Это нельзя оставлять безнаказанным.
— Конечно, ваше святейшество!
— Этого Сарьона надо примерно наказать, чтобы другим неповадно было.
— Совершенно с вами согласен, ваше святейшество.
— Однако, — задумчиво пробормотал Ванье, тяжело вздохнув и поднявшись на ноги, — мне думается, что отчасти это и наша вина, кардинал.
Глаза кардинала расширились.
— Ваше святейшество! — сдавленно воскликнул он, — я вас уверяю: ни я, и никто из наших мастеров никогда...
— О, я вовсе не это имел в виду! — взмахнул рукой Ванье. — Я просто припомнил, что мне уже докладывали об этом молодом человеке — о том, что он пренебрегает своим здоровьем и молитвами, и все ради книг. Мы позволили этому Сарьону настолько погрузиться в научные изыскания, что он стал потерян для мира. И едва не потерял собственную душу, — добавил епископ, печально покачав головой. — Ах, кардинал, ведь с нас бы могли спросить за эту душу! Но благодаря милосердию Олмина у нас появилась возможность спасти молодого человека.
Заметив укоризненный взгляд епископа, кардинал поспешно пробормотал:
— Восхвалим же Олмина! — но заметно было, что он не считает, будто столкнулся с величайшим благословлением в своей жизни.
Повернувшись спиной к помрачневшему подчиненному, епископ подошел к окну и, отодвинув занавеску, выглянул наружу, словно для того, чтобы полюбоваться красотой дня. Но на самом деле мысли его были далеки от красот наступившего дня. Доказательством этому служил тот факт, что, когда кардинал так ничего и не сказал, Ванье — все еще продолжая придерживать штору — взглянул на него краем глаза.
— Ведь душа этого молодого человека — наивысшая ценность. Вы со мной не согласны, кардинал?
— Конечно-конечно, ваше святейшество! — отозвался кардинал, моргая от яркого света. Но он успел заметить блеск в глазах епископа.
Ванье вернулся к созерцанию утра.
