— Задержите его любой ценой! — завопил чародей.
Алые одежды развевались вокруг него, словно кровавые волны.
Дуук-тсарит принялись выкрикивать заклинания, но многие ослабли после действия Темного Меча. А может, отблеск этой черной силы еще лежал на его создателе. В любом случае, их магия так и не подействовала. Джорам даже не оглянулся, продолжая шагать вперед. Черные волосы колыхались за его спиной, раздуваемые легким ветерком. Первые клочки тумана завихрились вокруг его ног. Но он продолжал идти.
И лишь один вскрик заставил его замедлить шаг. Отчаянный женский голос позвал его по имени, и в нем звенели боль и любовь.
— Джорам! Подожди!
Лорд Самуэлс побледнел от ужаса и попытался удержать дочь. Но его руки ухватили пустоту. Гвендолин исчезла. Кто-то потом вспоминал, что заметил, как в тумане блеснуло белое платье и золото пышных волос.
Джорам шел. Туман сгустился вокруг него, а потом полностью скрыл из виду. Заклубился жемчужно-серой волной, вспенился и растекся по песчаному берегу границы мира.
Оставшиеся пребывали в полном замешательстве. Епископ Ванье сдавленно закричал, вцепился рукой в горло и рухнул на песок.
Когда Дкарн-дуук понял, что жертва сбежала, то бросился к каменному изваянию Сарьона и попытался вырвать у него из рук Темный Меч. Но мертвый каталист крепко держал оружие в руках. И сдвинуть его с места не представлялось возможным. А может, дело было в ножнах, руны на которых загорелись бледным синим огнем. Как принц Ксавьер ни старался, забрать меч он так и не смог.
Лорд Самуэлс метался по берегу, отчаянно взывая к дочери. Хватая за рукава Дуук-тсарит, он молил их помочь вернуть Гвендолин. Те смотрели на несчастного с холодной жалостью и отстранялись. Открыв Коридор, они поспешили обратно, к привычным делам.
Каталисты помогали друг другу встать, более сильные поддерживали старых и слабых. Увязая в песке, они брели к Коридору и по одному возвращались в Купель. Все старались не смотреть на окаменевшего Сарьона.
Палач медленно поднялся и, шатаясь, подошел к Дкарн-дуук. Чародей задумчиво смотрел на Темный Меч в руках статуи.
— Мне увеличить его до размера остальных милорд? — спросил Палач, кивнув на Дозорных, которые на тридцать футов возвышались над песком.
— Нет! — резко ответил Ксавьер, его глаза полыхнули. — Должен же быть способ забрать этот проклятый меч! — Он протянул руку и коснулся ножен. — Способ...
Коридоры открывались и быстро пустели. Телдар доставил в Купель обеспамятевшего епископа. Тело императрицы, завернутое в белое полотно, отправили во дворец. Дкарн- дуук, в сопровождении Дуук-тсарит и Палача, вернулся в тайные комнаты, где обитал его орден. Они тут же принялись решать, каким образом вызволить зловещее оружие из рук статуи. Лорд Самуэлс, едва живой от горя, вернулся в город, чтобы передать страшное известие жене. Вскоре на берегу остался один император. Никто не сказал ему ни слова. Только забрали труп жены, на который он так ни разу и не взглянул. Он стоял неподвижно, словно статуя, не сводя остановившегося взгляда с туманной пелены. Странная, печальная улыбка блуждала на его губах.
Джорам ушел за Грань, и ветер заносил его следы, шепча одни и те же слова: «Принц Мертв... Принц Мертв...»
КОДА
На границу спустился сумрак, окрашивая туман в красное и розовое, оранжевое и пурпурное.
Берег опустел. Только шеренга каменных Дозорных тянулась вдоль туманной завесы царства Смерти. Даже император пропал, и никто так и не узнал, куда он делся. Он не вернулся во дворец, хотя его искали, чтобы привести на церемонию погребения мертвой императрицы.
На границе песка и травы стояла пальма — невысокая, тоненькая, чахлая пальма. Внезапно она встряхнулась, потянулась и душераздирающе зевнула.
— Ей-богу! — раздраженно промолвило дерево. — У меня все тело затекло. Угораздило же меня заснуть в такой нелепой позе. Да еще проторчать весь день на солнцепеке. Так и фигуру недолго испортить!
Зашелестев листьями, пальма превратилась в молодого человека с остроконечной бородкой, разряженного в роскошный костюм. На нем были облегающие штаны, шелковые чулки и бархатный камзол цвета страусиных перьев, длиной до колен. В вырезе камзола виднелся жилет подходящих ярких цветов. Пышное кружево украшало манжеты и воротник. Весь костюм был выдержан в двух оттенках — коричневато-оранжевом и темно-красном.
— Отличный наряд для похорон! Я назову его «Красная ржавчина», — заявил Симкин, доставая зеркальце и придирчиво разглядывая свое отражение. — Ах, я загорел! Все, веснушек не избежать.
Он капризно отбросил зеркальце в сторону.
Сунув руки в карманы (причем карманы появились на одежде только в тот момент, когда Симкин захотел сунуть в них руки), молодой человек, пританцовывая, пошел вдоль берега.
— Наверное, придется всю кожу выкрасить пятнышками, — сказал он, обращаясь к песку.
Прогуливаясь по берегу, Симкин остановился рядом с каменным изваянием каталиста. Потом склонился над ним.
— Чтоб я лопнул! — воскликнул он, всплескивая руками. — Потрясающе! А как похож! И лысина как настоящая!
Отвернувшись от статуи, Симкин вгляделся в туманы за Гранью. Сумерки сгущались, пелена постепенно наливалась темнотой, яркие цвета блекли под наступлением ночи. Клубящийся туман тянулся вдоль берега и, казалось, с каждой минутой надвигался все ближе. Симкин смотрел вдаль, улыбался сам себе и поглаживал бородку.
— Началась серьезная игра, — пробормотал он.
Выдернув из воздуха шелковый оранжевый платок, он повязал его, как шарф, вокруг каменной шеи Сарьона. После чего пошел в темноту, насвистывая под нос что-то веселенькое. Статуя осталась одна на песчаном берегу. Оранжевый платок трепетал на ее шее, светясь в полутьме, словно язычок живого пламени.
