Триумф Темного Меча

свои мокрые одежды.

— Благодарю вас, леди Розамунда. Мы приехали сюда в экипаже, — сказал принц Гаральд, отметив, что на лицо лорда Сэмуэлса вернулся румянец, но все же счел за благо пока говорить на общие темы. — Правда, несмотря на это, я промок. Экипажи герцога не приспособлены для такой метели, а в его поместье утром не нашлось ни единого человека, которому бы хватило магической энергии, чтобы их преобразовать. Когда мы приехали, снега на дне было уже с целый дюйм. — Он с сожалением посмотрел на свой элегантный, винного цвета бархатный костюм. — Боюсь, я закапал ваш ковер.

Леди попросила принца ни в малейшей мере не беспокоиться. Снегопад и правда ужасен. Их сад погиб... Она осеклась, не в силах продолжать. Опустившись на кушетку и вцепившись в руку Мэри, она не сводила глаз с принца.

Гаральд переглянулся с отцом Сарьоном, который еле заметно кивнул. Встав, каталист подошел к лорду Самуэлсу. В руках он держал футляр со свитком.

— Милорд, — начал было Сарьон, но, услышав его голос, леди Розамунда всхлипнула.

— Я знаю вас! — воскликнула она, чуть приподнявшись и отбросив в сторону ласковую руку Мэри. — Вы отец Данстабль! Но лицо у вас другое.

— Да, вы знали меня как отца Данстабля. Я был в вашем доме под личиной. — Сарьон потупил голову, покраснев от стыда. — Прошу простить меня. Я принял облик другого каталиста, когда пришел в Мерилон, потому что, появись я там в своем собственном обличье, меня сразу же схватили бы церковники. Что... что вы знаете обо мне и... и Джораме, милорд? — запинаясь, спросил Сарьон лорда Самуэлса.

— Очень много, — ответил лорд Самуэлс. Теперь голос его был тверд. Он не сводил с Сарьона взгляда, в котором взамен ужаса появилась опасливая надежда. — Слишком много, по крайней мере, так думал Ксавьер. Я знаю, кто такой Джорам. Знаю о его истинном происхождении. Я даже знаю о Пророчестве.

При этих словах Гаральд помрачнел.

— И многие о нем знают? — резко спросил он.

— О Пророчестве? — Лорд Самуэлс перевел взгляд на принца. — Да, ваше высочество. Я уверен в этом. Хотя об этом никогда не говорили в открытую. То и дело я ловлю смутные намеки на него в словах вельмож высокого ранга. Как вы помните, в тот день там было немало каталистов...

— У Купели есть глаза, уши и рот, — пробормотал Сарьон. — Священник Далчейз знал. Он был на том похожем на пародию судилище, которое Ванье устроил над Джорамом. — Каталист бледно улыбнулся, повертев в руке футляр. — Далчейз никогда не славился сдержанностью.

— Это облегчает мою задачу, лорд Самуэлс, — заметил принц Гаральд, — по крайней мере, в разговоре с вами. Чем это обернется для нас потом, трудно сказать. Опасно знать о Пророчестве слишком много.

Он задумчиво уставился в огонь. Блики не оживляли лица принца. Оно казалось еще более мрачным и темным, изрезанным глубокими бороздами тревоги и забот. Гаральд кивнул каталисту.

— Простите, что перебил вас. Продолжайте, отец.

— Лорд Самуэлс, — осторожно заговорил Сарьон, доставая из футляра лист пергамента и протягивая его лорду, который посмотрел на него, но не взял. — Вы испытаете большое потрясение. Крепитесь, милорд! — Каталист положил руку на плечо дрожащего лорда. — Мы сочли за благо подготовить вас, и после долгих совещаний принц Гаральд и я решили, что вам следует прочесть документ, который я держу в руках. Тот, кто написал его согласен с нами. Вы прочтете его, лорд Самуэлс?

Лорд Самуэлс протянул руку, но она дрожала так, что он уронил ее на колени.

— Не могу. Прочтите это для меня, отец.

Сарьон вопросительно глянул на принца, который снова кивнул. Осторожно развернув и разгладив пергамент, священник начал читать вслух:

«Оставляю эту рукопись отцу Сарьону, чтобы он прочел ее, если я не переживу своей первой встречи с врагами...»

Читая сделанное Джорамом описание его путешествия за Грань, Сарьон то и дело посматривал на лорда Самуэлса, чтобы понять, как они с женой на это реагируют. Сначала он видел на их лицах замешательство, затем все растущее осознание случившегося и, наконец, ошеломленное понимание.

«Я мало что могу рассказать о своих мыслях и чувствах, когда я шагнул в смерть — или так я думал, — за Грань».

При этих словах леди Розамунда застонала. Мэри что-то зашептала ей, успокаивая. Лорд Самуэлс ничего не сказал, выражение горя и тоски на его лице глубоко тронуло Сарьона.

Он взглянул на Гаральда. Принц смотрел в огонь. Он уже читал этот документ — Джорам отдал ему пергамент, когда они вчера ночью вернулись с поля боя. Он перечитывал его много раз, но Сарьон не знал, полностью ли Гаральд понял то, что читает. Священник не думал, что принц поймет все до конца. Слишком многое надо было осознать. Он знал, что все написанное здесь — правда. В конце концов, он сам, собственными глазами видел свидетельства тому. И все равно это было так нереально.

«Тогда я не осознавал, погрузившись в собственное отчаяние, что Гвендолин последовала за мной. Я вспомнил, что слышал ее голос, когда вступил в туман. Она просила меня подождать, и ведь я мог тогда помедлить».

Лорд Самуэлс застонал и обхватил голову руками. Сарьон прервал чтение. Быстро встав, принц Гаральд опустился на колени возле лорда и, положив ему руку на плечо, ласково попросил:

— Крепитесь, милорд!

Лорд Самуэлс не мог ответить, но с благодарностью положил ладонь на руку принца и слабым кивком дал Сарьону знак продолжать. Каталист повиновался. Голос его один раз дрогнул, он остановился, прокашлялся.

Когда я очнулся, то обнаружил, что нас с Гвендолин перенесли в новый мир — или, если хотите, очень старый, — чтобы мы могли начать новую жизнь. Я женился на моей бедняжке Гвен, чтобы охранять и беречь ее, и каждый день я часть времени проводил с ней в тихом, милом местечке, где она жила, пока целители из-за Грани пытались найти хоть какое-то средство, чтобы ей помочь.

И так прошло десять лет... десять лет мы прожили в нашем новом мире...»

— Дитя мое! — дрожащим голосом воскликнула леди Розамунда. Ее слезы мешались со слезами каталистки. Лорд Самуэлс сидел совсем неподвижно, он даже не поднял головы и не шевельнулся. Сарьон, в нерешительности посмотрев на него, продолжил чтение и теперь не останавливался до самого конца.

«Сама игра — ничто, процесс игры — все».

Сарьон замолк. Вздохнув, он начал свертывать пергамент в трубку.

За окном падал снег, приглушая все звуки. Казалось, на Мерилон опустилась тяжелая белая тишина. Пергамент шелестел в руках священника неестественно громко и