расстегнув шлем и сняв его с головы. — Мне сообщили, что тебе не суждено дожить до конца торжеств в честь Имперского Стратега. — Он снова вздохнул: делать подобное признание было крайне неприятно. — Я опасался, что так оно и произойдет, и решил явиться сюда, дабы не дать в обиду внука, на тот случай, если Джингу вздумает раз и навсегда покончить с кровной враждой между Акомой и Минванаби.
Мара понимающе приподняла брови:
— Значит, когда Кейок отклонил твои заботы о внуке, ты решил остаться и посмотреть, кто появится раньше — я или армия Джингу?
— Именно так, — пальцы Текумы стиснули шлем. — Если бы на этом холме показались солдаты Минванаби, я вошел бы в поместье для защиты моего внука.
— А я бы его остановил, — ровным голосом сообщил Кейок.
Мара одарила критическим взглядом обоих — и своего военачальника, и свекра:
— В таком случае вы сделали бы за Джингу его работу. — Она с досадой тряхнула головой. — Это моя вина. Я обязана была предусмотреть, что тревога Анасати за внука может привести к войне. Ну что ж, Текума, теперь беспокоиться не о чем. Твой внук в безопасности.
Властительница Акомы помолчала, вновь переживая чудо своего избавления.
— Джингу принял смерть… от собственной руки.
— Но… — ошеломленный Текума нахлобучил шлем на седые волосы.
— Я знаю, — перебила его Мара, — ты не получал такого донесения. Как это ни печально для Анасати, твой осведомитель тоже мертв.
От этого известия глаза Текумы превратились в щелки. Ему, несомненно, было любопытно, каким образом удалось Маре проведать о Теани, но он промолчал. Сохраняя полное спокойствие, властитель Анасати выслушал остальные новости, которые Мара сочла нужным ему сообщить:
— Текума, мы направляемся сюда, чтобы завершить празднование дня рождения Имперского Стратега. Поскольку из всех властителей на торжестве отсутствовал ты один, быть может, ты пожелаешь загладить это упущение и присоединишься к нам на оставшиеся два дня? Только, прошу тебя, пойми: я вынуждена настаивать на том, чтобы ты ограничил свой почетный эскорт, как и все остальные, пятьюдесятью воинами.
Старый властитель кивнул: наконец-то можно вздохнуть с облегчением и перейти от военных приготовлений к радостям мирной жизни. Мара коротко приказала своему почетному эскорту продолжить путь к усадьбе; Текума не сводил глаз с хрупкой фигурки невестки, испытывая чувство, близкое к восхищению.
— Я рад, Мара, что нам не довелось увидеть, как солдаты Минванаби штурмуют этот холм. — Взглянув на решительного воина, шагающего по другую сторону от носилок, он добавил:
— Твой военачальник был бы вынужден быстро податься назад, а тем временем моему отряду пришлось бы собрать все силы, чтобы удерживать Джингу на расстоянии. Наше положение было бы не из легких.
Кейок молча повернулся и рукой подал сигнал Люджану, стоявшему позади передовой линии войск Акомы. Тот, в свою очередь, передал сигнал солдату, находившемуся дальше. Видя, что Мара смотрит на него с любопытством, Кейок объяснил:
— Госпожа, переданный мною сигнал означает, что сотня чо-джайнов, ожидающих в засаде, может беспрепятственно возвращаться в родной улей. Теперь, если ты сочтешь это своевременным, я прикажу солдатам отходить.
Мара поневоле улыбнулась: Текума был явно потрясен, услышав о чо- джайнах, которые встретили бы его авангард, даже если бы ему удалось прорвать оборонительные линии Акомы.
— Кейок, позаботься о почетном карауле для встречи гостей, — велела Мара. Кейок отсалютовал и двинулся исполнять приказ, а Мара обратилась к Текуме:
— Дед моего сына, после того как ты отдашь необходимые распоряжения своим войскам, возвращайся и окажи мне честь быть моим гостем. — С этими словами она приказала носильщикам нести ее к дому.
Текума задумчиво наблюдал, как удаляются носилки. Даже ненависть к Маре, постоянно тлевшая в его сердце из-за смерти Банто, на миг сменилась восхищением. Он взглянул на дорогу, по которой приближались многочисленные гости, и порадовался в душе, что заботы об их питании, размещении и развлечениях лягут не на его плечи. Маленький хадонра — как его там, Джайкен? — наверняка в столбняк впадет, когда узнает, что от него требуется.
Однако Джайкен вовсе не собирался впадать в столбняк. Он узнал о возвращении хозяйки намного раньше дозорных: слух об этом ему передал скороход из гильдии, которого отправил со срочным донесением один из торговцев. Торговец уведомлял Джайкена о бесчисленных судах знати, пришвартованных в Сулан-Ку, среди которых выделялась бело-золотая барка Имперского Стратега. У охваченного паникой Джайкена совершенно вылетело из головы, что нужно предупредить Кейока и воинов. Вместо этого он взял в оборот всех рабов и ремесленников, ранее созванных в господский дом для защиты Айяки на тот случай, если неприятельскому войску удастся пробиться к дому; всем им Джайкен раздал работу, наказав почистить фрукты на кухне и проветрить белье. Мара со своей почетной свитой прибыла в самый разгар бешеной подготовки к приему гостей.
— Так вот, значит, где все мои полевые работники! — воскликнула властительница Акомы, как только носилки опустились во дворе дома.
Теперь можно было дать волю веселью: маленький хадонра, на едином дыхании выпаливший свой доклад, не успел разоружиться, и на нем все еще красовались собранные впопыхах и где попало части доспехов, а голову вместо шлема венчал котелок, позаимствованный им у поваров. Слуги, сновавшие по двору, имели экипировку под стать начальнику; повсюду валялись мотыги, грабли и косы, которые они намеревались использовать вместо оружия. Но Мара не успела всласть посмеяться, услышав ворчливые стенания Накойи: после всех этих переездов по воде и по суше первая советница была чуть жива и мечтала лишь о славной горячей ванне.
— Ты получишь все, чего твоя душа пожелает, мать моего сердца. Мы дома.
Впервые с тех пор как Мара отправилась в Священный Город Кентосани, у нее словно тяжелый камень свалился с плеч. Лишь сама властительница Акомы знала, какой груз давил ее все это время.
Освободившись наконец от нелепых доспехов и подвязывая на ходу шнурки привычной ливреи, Джайкен поспешил из господского дома на лужайки, где сооружались огромные павильоны для размещения нескольких сотен властителей, их жен, чад и домочадцев, первых советников, почетных стражей и бесчисленных слуг. Во всех покоях господского дома, где надлежало поселить Альмеко с его ближайшими родственниками и Имперскими Белыми, скоро будет негде шагнуть. Для избранной части слуг найдется пристанище в солдатских казармах, остальным придется удовольствоваться бараками и хижинами рабов. Рабам, а также свободным, но невезучим челядинцам предстояло провести три ночи под открытым небом. Мара чувствовала, как согревает ей душу преданность слуг и солдат: никто не ныл и не сетовал а ведь из-за ее внезапного возвращения все в доме пошло кувырком. Даже домашние слуги готовы были встать на защиту Айяки… хотя что могли бы они поделать со своими садовыми вилами и кухонными ножами против бывалых солдат, вооруженных до зубов? Но это отнюдь не умаляло их храбрости: такое поведение не укладывалось в рамки обычной верности, на которую вправе рассчитывать господин.
Растроганная столь явным проявлением добрых чувств, Мара поспешно переоделась и вернулась во двор, поскольку на горизонте показался во всем своем великолепии кортеж всесильного Альмеко. Имперские Белые проявили чудеса четкости и слаженности действий, когда помогали своему господину выйти из носилок. Запели трубы, загремели барабаны, тем самым возвестив о начале
