Мара вскочила столь стремительно, что стукнулась коленом о ножку стола.
— Нет!
Воцарилось напряженное молчание; откатившийся пергаментный свиток плавал в суповой миске.
Бурное возмущение госпожи не остановило Накойю:
— У тебя нет выбора, дитя. Ты — властвующая госпожа, и тебе следует подыскать для себя супруга среди младших сыновей в определенных семействах Империй. Брак с отпрыском рода Шиндзаваи, или Тукарег, или Чокопан позволил бы тебе вступить в союз с домом, способным нас защитить. — Помолчав, она добавила:
— На столь долгий срок, сколь это будет возможно. Но время порой решает исход дела.
Щеки у Мары вспыхнули:
— Я никогда не видела ни одного из юношей, которых ты назвала. Я не выйду замуж за незнакомца! Накойя тоже встала:
— Сейчас твоими устами говорит гнев, а сердце властвует над умом. Если бы ты не уезжала в храм, тебе выбрали бы мужа из числа тех, кого счел бы приемлемым твой отец… или брат, которому предстояло унаследовать Акому. Ты
— властительница Акомы, и должна поступать так же, как поступили бы они ради блага вашего дома. Я пойду, а тебе пока надо обо всем этом поразмыслить.
Няня обхватила морщинистыми пальцами коробку, которую следовало отправить через гильдию носильщиков к властителю Минванаби. Сухо поклонившись, она вышла из кабинета.
Уставившись невидящими глазами на мокрый пергамент, который медленно оседал на дно суповой миски, Мара пыталась совладать с обуревавшей ее яростью. Мысль о возможном браке порождала безымянные страхи. По спине у нее пробежал холодок, хотя день стоял на редкость знойный. Выйдя из состояния неподвижности, Мара жестом приказала слугам убрать подносы с едой. Сначала она отдохнет, а потом, оставшись одна, обдумает настойчивые советы старой няни.
По совету Кейока Мара провела весь день в стенах дома. Она предпочла бы сесть в паланкин и продолжить осмотр владений Акомы, но приходилось принимать во внимание малочисленность ее войска. По дорогам поместья нельзя было путешествовать без сильной охраны, а для этого понадобилось бы уменьшить число дозорных вокруг дома и усадьбы. Пришлось остаться дома, но не могла же Мара проводить время в праздности!
Она погрузилась в изучение документов, чтобы побольше узнать об имуществе семьи Акома в разных провинциях Империи. Не желая отрываться от этого занятия, Мара приказала подать ей легкую закуску. Тени удлинялись, но послеполуденный зной пока не отступал.
Просмотр документов неожиданно выявил для властительницы Акомы одну важную особенность жизни народа цурани. Отец часто говорил об этом, но только сейчас Мара поняла: честь и традиция составляли лишь две стены каждого знатного дома; двумя другими были власть и богатство. И из всех четырех стен именно две последние держали на себе крышу, не позволяя ей обрушиться. Мара сжала кулаки. Да, ее враги считают, что она сейчас: в безвыходном положении, и хотят этим воспользоваться. Но если ей как-нибудь удастся удержать их от решительных действий до тех пор, пока она соберет достаточно сил, чтобы вступить в Игру Совета, то… Она не стала додумывать эту мысль до конца. Сейчас ее главная задача — удерживать властителей Минванаби и Анасати на безопасном расстоянии. Жажда мести так и останется неутоленной, если она не сумеет обеспечить выживание своего рода.
Глубоко задумавшись, Мара не слышала, что ее окликает — и уже не в первый раз — возникшая в дверях Накойя.
— Госпожа, — повторила няня.
Мара подняла взгляд, рукой поманила к себе старую женщину и подождала, пока та, отвесив положенный поклон, опустилась перед ней на колени.
— Госпожа, я обдумала наш прошлый разговор и Прошу тебя быть ко мне снисходительной: я опять хотела бы дать тебе совет.
У Мары сузились глаза. У нее не было ни малейшего желания возвращаться к рассуждениям о замужестве, но неутихающая боль и синяки, оставленные убийцей на ее теле, напоминали: надо уметь прислушиваться к чужому мнению. Она отложила свитки в сторону и жестом дала Накойе разрешение высказаться.
— Ты — властвующая госпожа Акомы, и, значит, в браке сохранишь свое верховенство. Супруг может сидеть по правую руку от тебя, но решающее слово всегда останется за тобой в любом деле, кроме тех, которые ты сама ему передоверишь. Он…
Мара махнула рукой:
— Все это я знаю.
Старая няня уселась на циновке поудобнее.
— Прошу прощения, госпожа. Когда мы говорили раньше, я упустила из виду, что девушек из ордена Лашимы перестают волновать мирские заботы, заполняющие жизнь людей за стенами храма. Все, что происходит между юношами и девушками
— встречи с сыновьями знатных господ, поцелуи и случайные прикосновения — всего этого ты была лишена целый год, а то и дольше. Мысли о мужчинах… — Почувствовав нарастающую напряженность молчания Мары, Накойя запнулась, но все-таки заставила себя договорить. — Прости меня за несвязную старческую речь. Как ты была девственницей… так и осталась.
Мара залилась румянцем. В храмовой обители ей внушали: все, что касается плоти, нужно выбросить из головы. Однако напрасными были опасения Накойи, что девушка не способна разбираться в делах такого рода; на самом деле Маре приходилось вести трудную борьбу с собой, чтобы следовать наставлениям сестер Лашимы. Она часто ловила себя на том, что грезит с открытыми глазами, вспоминая мальчиков, с которыми играла в детстве.
Мара нервно теребила повязку, наложенную на израненную руку.
— Мать сердца моего, я действительно еще девственница. Но я понимаю, что происходит между мужчиной и женщиной.
Словно почувствовав себя задетой, она сложила колечком большой и указательный пальцы левой руки, а указательным пальцем правой проткнула это колечко. Таким движением пастухи, землепашцы и солдаты часто обозначали совокупление. Цурани не видели ничего зазорного в соединении мужчины и женщины и не стеснялись это обсуждать. Но повторять столь грубый — хотя и не считавшийся непристойным — жест совсем не подобало властительнице знатного рода.
Мудрая Накойя не позволила себя отвлечь этой нехитрой уловкой:
— Госпожа, я знаю, что тебе случалось играть вместе с братом среди солдат и пастухов. Я знаю, что ты видела, как бык покрывает корову. И многое другое.
В вынужденной тесноте цуранской жизни Мара и ее брат то и дело оказывались достаточно близко к обнимающимся парочкам, чтобы слышать вздохи страсти, а порой просто натыкались на такую парочку: рабам и слугам редко удавалось уединиться в укромном уголке с предметом своих желаний.
Она пожала плечами, словно этот разговор ее мало интересовал.
— Дитя, то, что происходит между мужчиной и женщиной, ты понимаешь вот здесь… — Няня подняла указательный палец к голове. Затем, указав себе на сердце, а потом на лоно, она добавила:
— Но ты не понимаешь здесь… и здесь. Да, я старуха, но я кое-что помню.
— И поспешила продолжить:
— Мараанни, властвующая госпожа. должна также быть и воином. Тебе
