историю ее рода еще не бывало такого случая, чтобы раб бесцеремонно переступил порог господского дома, заговорил с другим рабом и в довершение всего самовольно ушел прочь! Первым ее порывом было назначить ему самое суровое наказание, но мысль о необходимости понять этих варваров взяла верх.
Мара отправила гонца разыскать вновь назначенного надсмотрщика и сказать, чтобы тот немедленно занял невольников садовыми работами. Затем ее внимание опять обратилось к Кевину.
— Расскажи, как у вас в стране слуга должен вести себя в присутствии властительницы, — потребовала она.
Варвар ответил двусмысленной усмешкой. Его глаза беззастенчиво обшаривали тело Мары, прикрытое только полупрозрачным шелком.
— Если властительница расхаживает перед слугами в таком виде, она явно напрашивается на то, чтобы ее… — Он так и не нашел нужного слова. — В нашем языке здесь употребляется очень грубое выражение. Не знаю, что чувствуют твои подданные, но судя по тому, что ты и перед ними выставляешь себя напоказ, им ничего не приходит на ум.
— А что им должно приходить на ум? — Мару начали раздражать его уклончивые речи.
— Ну, как бы это сказать… — Его рука легла на грязную набедренную повязку, а указательный палец изобразил движение вверх. — Я имею в виду то, чем занимаются мужчина и женщина, когда хотят ребенка.
Мара растерялась. Ей было трудно воспринимать этого варвара как раба, а он ничуть не смущался оттого, что видит в ней женщину. Когда она вновь заговорила, ее голос звучал негромко, но угрожающе:
— Запомни, раб: за одну такую мысль у нас полагается медленная и мучительная смерть! Самая позорная казнь — это повешение, но в особых случаях преступника подвешивают за ноги. В таком положении некоторые не умирают двое суток! А тем временем у них под головой тлеют раскаленные угли.
Видя, что Мара не на шутку разгневалась, Кевин поспешил загладить свою оплошность:
— Наверное, разница в том, что у нас не бывает такой страшной жары. — Он говорил рублеными фразами, с трудом подбирая нужные слова, а то и переходя на родной язык. — В наших краях случаются холодные дожди, потом приходит зима, выпадает снег. Чтобы согреться, наши знатные дамы вынуждены носить одежду из плотной материи и меха. Вот потому и получается, что женское тело… скрыто от глаз. Мара вся обратилась в слух.
— Снег? — недоуменно переспросила она, услышав странное сочетание звуков.
— Холодные дожди? Одежда из меха? Ты хочешь сказать, женщины надевают на себя шкуры животных? Кожу со щетиной? — От удивления она даже забыла о своем гневе.
— Ну, можно и так сказать, — подтвердил Кевин.
— Странно. — Мара по-детски задумалась, услышав о таких диковинных обычаях. — Но ведь в меховой одежде тяжело двигаться; а каково рабам ее стирать?
Кевин расхохотался:
— Меха нельзя стирать, они от этого приходят в негодность. Их выбивают, чтобы очистить от пыли, а потом развешивают на солнце для проветривания. — Видя, что Маре неприятен его смех, он продолжил свои разъяснения. — Вообще говоря, в Занне нет невольников. — По его лицу пробежала тень. — Правда, у кешианцев рабство еще не отменено, зато у нас в Королевстве закон строго-настрого запрещает иметь рабов.
Так вот чем объясняется непокорность мидкемийцев, заключила для себя Мара, а вслух спросила:
— Кто же у вас выполняет грязные работы?
— Свободные граждане, госпожа. Однако у нас есть слуги, крестьяне-арендаторы, наемные работники. Они верны своим господам. Есть также служащие, торговцы, ремесленники.
Такое беглое описание общественного устройства не могло удовлетворить любознательность Мары. Она потребовала продолжения и ловила каждое слово, пока Кевин подробно рассказывал об управлении государством. Только когда на раздвижную стену легли косые вечерние тени, госпожа почувствовала усталость. К тому времени невольник совсем охрип. По приказу Мары слуга принес холодные напитки. Утолив жажду, властительница разрешила поставить поднос перед Кевином.
Больше всего ее интересовали работы по металлу. Среди ее подданных почти никто не владел этим ремеслом, потому что в природе Келевана металлы встречались крайне редко. Мару поразило, что крестьяне-мидкемийцы имеют в собственности железо, медь и латунь; а уж когда Кевин добавил, что у некоторых есть даже золото и серебро, удивлению Мары и вовсе не было предела. Она даже забыла, что совсем недавно едва не отправила этого варвара на тот свет. Чувствуя ее интерес, Кевин стал чаще улыбаться. Его непринужденная манера поведения пробудила у Мары какой-то неведомый доселе голод. Против своей воли она разглядывала линии его тела, следила за движениями сильных, красивых рук, когда он жестами восполнял нехватку слов. Он рассказывал, как кузнецы придают форму железу, как они изготавливают прочнейшие полумесяцы, которые крепятся гвоздями к копытам боевых животных. Оживленная беседа естественным образом перешла на тему военных действий, и тогда выяснилось, что мидкемийцы так же страшатся чо-джайнов, как цурани — конных воинов- мидкемийцев.
— От тебя можно узнать много интересного, — признала наконец Мара, раскрасневшись от удовольствия, но тут их разговор был прерван приходом Накойи, которая напомнила госпоже об отложенном заседании Совета.
Оказалось, что день уже подошел к концу. Только сейчас властительница заметила вечерние тени на шелковых перегородках, увидела фруктовую кожуру и пустые кувшины на низком столике, отделявшем ее от раба. С сожалением закончив беседу, она позвала своего личного слугу и приказала:
— Поручаю тебе этого варвара: спроси, какие у него надобности. Дай ему умыться, положи мазь на раны. Подбери для него одежду и отведи в мои покои — пусть дожидается там; я хочу продолжить разговор после заседания Совета.
Раб поклонился и дал знак Кевину следовать за собой. Варвар разогнул свои длинные ноги, резко встал и поморщился от боли, но заметил, что хозяйка смотрит на него во все глаза. Лукаво улыбнувшись, он без всякой почтительности послал ей воздушный поцелуй и только после этого последовал за слугой.
Накойя прищурившись наблюдала за этой сценой. От нее не укрылось, что такая фамильярность вызывает у госпожи скорее удивление, нежели гнев. А тут еще Мара прикрыла рот ладонью, не сумев спрятать улыбку. Недовольство Накойи сменилось мрачными подозрениями.
— Госпожа, будь сдержаннее. Мудрой властительнице не пристало раскрывать сердце перед рабом.
— Ты о нем? — Мара мгновенно выпрямилась и залилась краской. — Это один из варваров. Мне было любопытно послушать рассказы про их обычаи, не более того. — Она помолчала и со вздохом добавила:
— Когда я была маленькой, Лано точно так же посылал мне воздушные поцелуи, помнишь?
Безвременно погибший старший брат не чаял в ней души.
Накойя воспитывала Мару с рождения, и воспоминание о привычках Ланокоты не тронуло душу старухи-няньки. Куда больше ее взволновало нынешнее состояние
