заметно в холодные дни. Это было результатом схватки с кабаном, пытавшимся убить Чивэла. Он был совсем не таким большим, каким казался мне раньше. Если бы я продолжал расти, то, вероятно, меньше чем через год стал бы выше, чем он. Не было у него и богатырских мускулов. Зато он был крепко сбит, тело его и разум всегда действовали в согласии. Его уважали и боялись в Баккипе не из-за роста, а из-за вспыльчивости и упрямства. Однажды, когда я был еще очень мал, я спросил его, случалось ли ему когда- нибудь проигрывать бой. Он только что укротил норовистого молодого жеребца и успокаивал его в стойле. Баррич улыбнулся, обнажив крупные, как у волка, зубы. Капли пота стекали по его щекам. Он ответил мне через перегородку стойла:
– Проигрывать бой? – все еще задыхаясь спросил он. – Бой не заканчивается, пока ты его не выиграл, Фитц. Это очень просто запомнить. Независимо от того, что считает другой человек. Или лошадь.
Я задумался тогда, был ли я тоже битвой, которую ему надлежало выиграть. Он часто говорил мне, что я был последним поручением, которое дал ему Чивэл. Мой отец отрекся от трона, узнав о моем существовании. Тем не менее он передал меня этому человеку и просил его заботиться обо мне. Может быть, Баррич думает, что это поручение еще не выполнено?
– А что я должен делать, по твоему мнению? – покорно спросил я. И эти слова, и эта покорность нелегко дались мне.
– Выздоравливать, – ответил он немного погодя, – дать себе время на выздоровление. Его нельзя ускорить. – Он посмотрел вниз, на собственные ноги, протянутые к огню. Его губы сложились в некое подобие улыбки.
– Полагаешь, мы должны вернуться? – настаивал я. Баррич откинулся назад в кресле, сел нога на ногу и уставился в огонь. Он долго не отвечал, но наконец произнес, почти неохотно:
– Если мы не вернемся, Регал решит, что он победил. И попытается убить Верити или по крайней мере придумает что-нибудь, чтобы отобрать корону у своего брата. Я дал обет моему королю, Фитц, так же как и ты. Сейчас это король Шрюд. А Верити его наследник. Не думаю, что будет хорошо, если он не получит трона.
– У него есть другие слуги, гораздо полезнее меня.
– Это освобождает тебя от твоего обета?
– Ты говоришь как священник.
– Я не спорю с тобой. Я просто задал тебе вопрос. И задам еще один. От чего ты откажешься, если решишь не возвращаться в Баккип?
Теперь настал черед замолчать мне. Я действительно размышлял о моем короле и о том, в чем поклялся ему. Я думал о принце Верити – о его грубоватой сердечности и простоте обращения. Я вспомнил Чейда и его медленную улыбку, когда я наконец овладевал очередным кусочком тайны знаний; леди Пейшенс и ее горничную Лейси, Федврена и Ходд, даже повариху и миссис Хести, портниху. Было не так много людей, которым я был небезразличен, но от этого они становились для меня еще более значительными. Мне бы не хватало их всех, если бы я решил никогда больше не возвращаться в Баккип. И, словно разгоревшийся уголь, вспыхнуло во мне воспоминание о Молли. И каким-то образом я начал говорить о ней с Барричем, а он только кивал, пока я изливал ему свою горестную историю.
Когда он наконец заговорил, то сказал только, что, по слухам, “Пчелиный бальзам” закрылся, когда владевший заведением старый пьяница умер, по уши в долгах. Его дочь была вынуждена отправиться к родственникам в другой город. Он не знал точно в какой, но был уверен, что я смогу это выяснить, если захочу.
– Спроси свое сердце, прежде чем сделаешь это, Фитц, – добавил он, – если тебе нечего предложить ей, оставь ее в покое. Калека ли ты? Только если ты сам так решишь. Но если ты убежден в том, что ты теперь инвалид, тогда, наверное, у тебя нет права искать ее. Не думаю, что тебе нужна ее жалость. Это жалкая замена любви.
И потом он встал и оставил меня смотреть в огонь и размышлять.
Был ли я калекой? Потерпел ли я поражение? Тело мое дрожало, как струны плохо настроенной арфы. Это так. Но победила моя воля, а не воля Регала. Мой принц Верити все еще готов занять трон Шести Герцогств, и горная принцесса теперь стала его женой. Боюсь ли я насмешек Регала над моими дрожащими руками? Разве я не смогу смеяться в ответ, поскольку Регал никогда не станет королем? Во мне поднималось злорадное удовлетворение. Баррич был прав. Я не был побежден и мог убедиться в том, что Регал осведомлен о моей победе.
Но, если я выиграл схватку с Регалом, неужели я не смогу также завоевать и Молли? Что стояло между нею и мной? Джед? Но Баррич слышал, что она покинула Баккип, а не вышла там замуж. Ушла, оставшись без копейки, чтобы жить со своими родственниками. Позор Джеду, если он позволил ей сделать это. Я стал бы ее искать, я нашел бы ее и покорил. Молли, с ее развевающимися волосами, Молли, в ярких красных юбках и плаще, смелая, как красногрудая сорока, и глаза такие же яркие. От воспоминания о ней я задрожал. Я улыбнулся про себя, а потом почувствовал, как мои губы искривились и легкая дрожь превратилась в содрогание. Мое тело выгнулось, затылок резко ударился о кровать. Я невольно вскрикнул – невразумительный булькающий звук. В мгновение ока Джонки оказалась рядом со мной и позвала Баррича, и уже они оба держали меня за руки и ноги. Баррич всем телом навалился на меня, пытаясь остановить судороги. И тут я потерял сознание.
Я выбирался из темноты на свет, словно поднимаясь после глубокого погружения в теплую воду. Глубина перьевой перины баюкала меня, одеяла были мягкими, я чувствовал себя в безопасности. Несколько мгновений все было тихо. Я лежал неподвижно, чувствуя себя почти хорошо.
– Фитц? – Баррич наклонился надо мной.
Мир вернулся. Я узнал себя – искромсанное жалкое существо, марионетка с перепутанными нитками, лошадь с разорванным сухожилием. Я никогда не стану прежним; для меня нет места в этом мире, в котором я некогда обитал. Баррич сказал, что жалость – плохая замена любви. Я не хотел жалости ни от кого из них.
– Баррич.
Он наклонился ниже.
– Все было не так уж плохо, – солгал он. – Теперь тебе надо отдохнуть. Завтра...
– Завтра ты поедешь в Баккип.
Он нахмурился:
– Давай не будем спешить. Дай себе несколько дней, чтобы оправиться, и тогда мы...
– Нет. – Я с трудом заставил себя сесть на постели. – Я принял решение. Завтра ты поедешь назад в Баккип. Там есть люди и животные, которые ждут тебя. Ты нужен. Это твой дом и твой мир. Но не мой. Уже нет.
Он долго молчал.
– И что ты будешь делать?
Я покачал головой:
– Это уже не твоя забота. И ничья. Только моя.
– Девушка?
Я еще сильнее потряс головой:
– Она уже ухаживала за одним инвалидом и провела всю свою юность за этим занятием только для того, чтобы обнаружить, что он оставил ее в долгах. Могу ли я вернуться таким и искать ее? Могу ли я просить ее любви, чтобы стать ей такой же обузой, какой был ее отец? Нет. Одной или замужем за другим, ей будет лучше без меня.
Мы оба долго молчали. В углу комнаты Джонки деловито готовила очередной травяной настой, который ничем не сможет помочь мне. Баррич нависал надо мной темной грозовой тучей. Я знал, как сильно ему хочется тряхнуть меня за плечи и выбить из меня это упрямство. Но он не сделал этого. Баррич не бил калек.
