копаться. Поэтому тебя и пригласил. Там масса такого, чего раньше никто не делал, особенно с учетом того, что вирусность распространения — это только этап установки инсталятора. Я видел твой код — видно, что многие вещи ты не читал, а изобретал сам — вот это для меня важно.
Алекс склонился над ватманом. С первого взгляда было видно, что эта схема — результат многомесячной и вдумчивой работы. Он знал, что Джокер серьезная личность, но этот исчерченный мелкими блоками, стрелочками и ромбами огромный лист поразил Алекса.
— И с какого раза ты все это нарисовал? — подняв от ватмана голову, спросил Алекс.
Виктор рассмеялся.
— Ну, точно, что не с первого, и даже не с двадцатого и, возможно, еще придется перерисовывать.
— Энтхил? — спросил Алекс, указывая на надпись в углу ватмана. — Это что, название? И что оно означает?
— По-нашему Муравейник, ты же заметил, что муравьев я люблю. Ну что, согласен стать вторым соавтором Энтхила? Твоя задача будет написать коммуникатор, вот он на схеме. Коммуникатор как вирус устанавливается на машину пользователя, скачивает сам Энтхил, когда тот появится в Сети.
Вопрос был риторическим. Сама идея, над которой работал Джокер, поражала воображение, но, как часто бывает в пятнадцать лет, несмотря на глобальность, она не казалась нереализуемой. Он видел перед собой просто сумасшедший проект, который пока реализуется без тебя. Но тебя приглашают принять участие в проекте, предлагают сделать такое, что, возможно, потом войдет в учебники по программированию.
Не смущало и то, что где-то далеко за океаном сотни инженеров, вероятно, решают такие же задачи. И что с того? Купила же могучая IBM у программиста Била Гейтса его DOS.
— Думаю, я справлюсь, главное, чтобы ты не облажался со своим Муравейником, — Алекс расплылся в улыбке.
На то, чтобы 'справиться', ушел год. В тот год Алекс продолжал зарабатывать на студентах, что давало деньги для покупки дополнительного железа. Оставшееся время уходило на сам коммуникатор. Поэтому Алекс успел из твердых 'хорошистов' в школе скатиться до 'троечника'.
В школе это списывали на частые болезни (справки из поликлиники помогала получать знакомая Виктора).
Дома родители иногда бурно обсуждали в своей спальне его успеваемость. Мать требовала 'выбросить эти зомбо-ящики' (у него уже было три компа), чтобы ребенок мог поступить в институт, а не идти после школы в ПТУ. Отец в ответ напоминал ей, что его институт дал чудное образование, поэтому теперь: 'сын может заработать больше, чем его отец. И не стоит трогать ребенка, если он нашел дело своей жизни, причем дело это — доходное. Пушкин был бездарем во всем, кроме поэзии и литературы, а кто помнит его сокурсников-отличников'.
Виктору было проще. Его отец, как и дед, был серьезной персоной в МИДе. Еще во времена СССР он работал в торговых представительствах Союза в капиталистических странах, поэтому большую часть детства Виктор прожил за рубежом. Так, в языковой среде, он освоил английский (в Канаде), немецкий (в Австрии) и даже фарси (в Иране). Поэтому он без труда поступил в МГИМО, где учеба не особо обременяла студентов, в отличие, например, от Бауманки. В МГИМО все было сделано для удобства жизни 'золотой молодежи', перспективы которой были и так радужными и не зависели от успеваемости.
Алекс только мельком узнал у Виктора, что деньги он зарабатывает переводами с фарси и так как тот не любил об этом распространятся расспрашивать его не стал.
Как-то Виктор пригласил Алекса к себе на день рождения, точнее в квартиру к родителям. Отец Виктора оказался подтянутым мужиком, который выглядел лет на сорок, хотя на самом деле ему было за пятьдесят. Он совсем не напоминал на совкового специалиста по внешнеэкономической деятельности. По мнению Алекса, это были упитанные кругломордые чинуши, сидевшие у большого советского пирога.
Вернувшись домой, он попытался навести справки о Новиковых. Информация была куцая и в основном лежала в зарубежных базах данных. Пришлось покопаться там, где копаться было не вполне легально, он для этого даже пошел в интернет-клуб — береженого бог бережет. Выяснилось, что и дед, и отец Виктора работали на внешнюю разведку, хоть и не военную, а экономическую.
В тот момент он даже подумал, а стоит ли продолжать проект с Виктором, поэтому решил поговорить прямо. Когда на следующий день пришел к нему в квартиру. Алекс спросил сразу, с порога, как только Виктор закрыл за ним дверь.
— Джокер, скажи честно, твоя семья связана с нашими спецслужбами?
Виктор от этого вопроса даже не вздрогнул, словно его спросили о том, есть у него пиво в холодильнике или нет. Он щелкнул замком на входной двери и прошел в комнату.
— Проходи, чего стоишь в коридоре, — послышалось из комнаты.
— Ты не ответил на вопрос, — упрямо оставаясь в коридоре, ответил Алекс.
— Умка, я вот иногда не понимаю, за что у тебя такое прозвище? Я был уверен, что ты давно наведешь справки обо мне, — Виктор появился в дверях комнаты. — А ты полгода уже со мной работаешь над таким специфическим проектом и только сейчас решил узнать кто я, и что. Ты же должен понимать, что в высотках кто попало квартиры не получал, даже работая в МИДе.
— То есть я прав.
— Ну да, мой дед работал во внешней разведке, отец тоже раньше был активным агентом, правда, по вопросам коммерческой разведки.
— Какой коммерческой разведки? У нас же социализм раньше был.
— Ты думаешь, когда страны заключают контракты на поставку леса, руды на миллиарды долларов, то они не собирают информацию о партнере? Все такие контракты прорабатываются годами, туда вовлечены корпорации, правительство спецслуюжбы и иногда даже армии. И в СССР было так, и в России, а о Штатах вообще речь не идет. Например как так получилось, что СССР в шестьдесят девятом году начинает строить нефтепровод Дружба 2 в Европу, а в семьдесят первом ОПЕК начинает взвинчивать цены на нефть?
— ОПЕК? Это организация арабских стран, которые нефтью торгуют?
— Ну, не только арабских, но, в общем, ты правильно понял. ОПЕК тихо-мирно десять лет существовал, а потом вдруг возьми и за три года раз в десять цены на нефть подними. А СССР вроде бы и не входит в ОПЕК, но как раз больше всех нефти в мире на экспорт начинает слать и как раз трубопровод вводит в эксплуатацию, — Виктор хитро улыбнулся.
— А че ты мне все это рассказываешь? — удивился Алекс
— Ну, это не большая государственная тайна. Дело давнее, это во-первых, а во-вторых, думаешь, американцы или немцы не знали откуда ноги росли у ОПЕК?
— Так это твой отец делал?
— Нет, это было еще до моего рождения, тогда отец еще в Москве работал. Он уже потом эти вопросы курировал. В Австрии мы почему жили? Потому что там штаб-квартира ОПЕК. А потом в Иране — потому что Иран важный экспортер нефти. В общем, если бы ты больше покопался — сам бы все это нашел.
— Хорошо, а сам ты работаешь на КГБ или как их там сейчас называют?
— Я? Ну, скажем так, я иногда помогаю как переводчик фарси. Ни в какие страшные тайны не посвящен, и, в принципе, не планирую работать на спецслужбы. Тем более, что с развалом Союза там сейчас такой бардак.
— А почему ты мне раньше не сказал? Мы же незаконными вещами занимаемся: вирусы, использование чужих компов.
— Ну, во-первых, мы ж не деньги со счетов воруем. Во-вторых, ты не спрашивал. А в-третьих, я думал, ты обрадуешься, что в случае чего у нас неплохой тыл. Запомни, я тебя никогда не брошу в случае серьезных проблем. Ты — мой напарник, а Новиков напарника не предаст.
В воздухе повисла тишина. Алекс ничего не говорил, обдумывая услышанное.
— Ну, если ты топором бабушку-процентщицу не грохнешь, — улыбаясь, добавил Виктор. — А теперь давай займемся нашими муравьиными делами.
