хочу, чтобы она продолжала в это верить хотя бы еще некоторое время.
Я не совсем понял, о чем он меня просит, но я спешил и не стал спорить.
– Я сделаю все, что смогу, чтобы так и было, – заверил я его. – Баррич, мне нужно идти.
– Я знаю. Но… понимаешь, мы оба думали, что ты умер. Молли и я. И сделали то, что сделали, потому что не сомневались, что это так. Ты мне веришь?
– Конечно верю. Может быть, поговорим о Молли позже?
Его слова разбудили в моей душе такую боль и гнев, что я понял: я не хочу никогда об этом говорить. Что мне даже думать о таком разговоре страшно. Однако я вздохнул и сказал то, что так часто повторял себе:
– Ты для нее подходишь гораздо больше, чем я. И мне было спокойно оттого, что ты заботился о Молли и Неттл. А потом… я не вернулся… потому что не хотел, чтобы ты думал, будто…
– Я тебя предал, – едва слышно договорил он за меня.
– Баррич, скоро встанет солнце. Мне нужно идти.
– Послушай меня! – неожиданно сердито выкрикнул он. – Послушай и дай мне сказать. Эти слова рвутся наружу с тех самых пор, как я впервые узнал, что я сделал. Прости меня, Фитц. За то, что я невольно отнял у тебя. За прошедшие годы, которые не в силах тебе вернуть. Но… но я не могу жалеть о том, что я женился на Молли, о наших детях, о жизни, прожитой с ней вместе. О нашей жизни. Потому что я действительно подхожу ей лучше, чем ты. Точно так же Чивэл стал лучшим мужем для Пейшенс, когда, сам того не зная, забрал ее у меня. – Он вдруг вздохнул. – Эда и Эль, какие же диковинные штуки выделывает с нами судьба…
Во рту у меня пересохло, и я не знал, что сказать. А затем он очень осторожно, тихо спросил меня:
– Ты собираешься вернуться и забрать ее у меня? Забрать из дома и от наших детей? Потому что я знаю: ты можешь это сделать. В ее сердце всегда оставалось место для безрассудного мальчишки, которого она любила. Я… я никогда не пытался это изменить. Разве я мог? Я ведь тоже его любил.
Целая жизнь, края которой были соединены мостом из ветра, шептавшего мне о том, что могло или должно было быть. О том, что еще не поздно. Но я знал, что ничего этого не будет, и потому сказал:
– Я не вернусь и не заберу ее у тебя. Я вообще не собираюсь возвращаться. Потому что я не могу.
– Но…
– Баррич, я не в силах. И ты не должен меня об этом просить. Ты думаешь, я смогу приезжать к вам в гости, сидеть за столом, пить чай, играть с вашим младшим сыном, смотреть на лошадей и не думать, не думать…
– Будет трудно, – резко перебил он меня. – Но ты можешь научиться. Я же сумел вытерпеть эту муку. Сколько раз я ехал позади Пейшенс и Чивэла, когда они катались на лошадях, смотрел на них и…
Я не мог больше его слушать, я знал, что мне на это мужества не хватит.
– Баррич, мне нужно идти. От меня зависит судьба Шута.
– Ну так иди. – Я не услышал в его голосе гнева, только отчаяние. – Иди, Фитц. Но мы еще об этом поговорим, ты и я. Мы все исправим. Я тебе обещаю. Потому что я не хочу снова тебя потерять.
– Мне нужно идти, – повторил я и поспешил прочь, Он стоял один на холодном ветру и верил, что я вернусь.
XXIII
ДУША ДРАКОНА
Элдерлинги жили в очень древние времена. И хотя с тех пор до нас почти не дошло письменных свидетельств и лишь малое число рун доступно нашему пониманию, складывается впечатление, что некоторые из наших букв восходят к тем знакам, которыми Старейшие помечали свои карты и монолиты. Причина того, что нам так мало о них известно, возможно, кроется в том, что они жили среди людей, порой и в наших городах, и мы обязаны им значительной частью наших знаний. Жители Горного Королевства хранят старинные карты, которые являются копиями еще более древних свитков. Судя по этим манускриптам, некогда горный народ хорошо знал земли, простирающиеся очень далеко за нынешние пределы Королевства. Дороги и города, что обозначены на их древних картах, либо давно уже перестали существовать, либо находятся в краях, столь далеких, что до нас о них доходят лишь легенды. И пожалуй, самым загадочным является то, что, если верить одной из этих карт, исчезнувшие города находятся как на севере, в нынешнем Бернсе, так и далеко на юге, на Проклятых Берегах.
Я ничего не сказал Дьютифулу о нашем разговоре, а он не стал спрашивать. Он шел впереди, размахивая фонарем, потом спустился по настилу в яму, которая стала значительно глубже и уже с тех пор, как я здесь побывал. Я видел, в каком месте они сосредоточили свои усилия, когда смогли разглядеть тень дракона подо льдом. И снова меня окатила волна Уита, и я почувствовал присутствие Айсфира, но уже в следующее мгновение он исчез. Мне стало не по себе, ведь я собирался его убить.
Я шагал за Дьютифулом, который вел меня по туннелю, прорытому во льду. В самом начале он был глубоким, выше человеческого роста, и очень широким, но довольно быстро начал сужаться. Пришлось наклониться, и больное плечо тут же напомнило о себе.
Пока я шел за принцем, в голове у меня вертелись слова Баррича. Он приплыл сюда, чтобы убить дракона, если понадобится, все, что угодно, только бы вернуть Свифта домой. Неттл сказала Олуху, что ее отец собирается прикончить дракона. Получается, что она не знает, кто ее настоящий отец. Я разрывался между облегчением, что не открыл ей правду, и мрачным предчувствием того, что никогда не займу места в ее жизни. Неожиданно я обнаружил, что меня со всех сторон окружают лед, мрак и холод, и на одно короткое мгновение я почувствовал себя пленником ледника и отчаянно захотел умереть, но понял, что даже этого я не могу себе позволить. От малодушной мысли о смерти меня охватил жгучий стыд.
Я заставил себя не думать о Неттл и Барриче, о Молли и о своем прошлом, удушающий мрак постепенно отступил, и я сосредоточился на задаче, которую мне предстояло решить: убить дракона. Я шагал за Дьютифулом и говорил себе, что, может быть, еще смогу спасти Шута. Я лгал себе.
В свете маленького фонаря я видел только гладкие ледяные стены и смутный силуэт Дьютифула. Неожиданно оказалось, что мы пришли, – туннель закончился, Дьютифул повернулся ко мне и присел на корточки.
– Вон там, внизу, его голова. Так мы думаем. – Дьютифул показал на разбитый лед.
Я внимательно разглядывал место, на которое он показывал.
– Ничего не вижу.
– Его видно при дневном свете или если у тебя в руках большой фонарь. Просто поверь мне на слово. Под нами его голова.
Дьютифул стащил заплечный мешок и положил его на лед перед собой. Я присел на корточки к нему лицом. Места хватало лишь на то, чтобы он мог перешагнуть через котелок и протиснуться мимо меня, когда мы разожжем огонь.
От холода у меня застыло плечо, лицо превратилось в замерзшую маску, но я не обращал на это внимания. Ведь правая рука по-прежнему слушалась меня. Я знал, что смогу развести огонь и положить в него кувшин.
Сначала мы разложили куски кожи. Дьютифул разделил их поровну, словно
