Увеличение количества военнопленных побудило Ставку принять меры для предупреждения добровольных сдач в плен. В преддверии новой кампании, в которую Российская империя вступала, переживая кризис вооружения, командование только и могло делать упор как на угрозу репрессий. Что же еще оставалось делать, если победить не сумели, а оборонной промышленности не развернули? В итоге 9 марта 1915 года войска получили телеграмму Верховного главнокомандующего, где говорилось, что, «… согласно Высочайшему повелению, всех нижних чинов, добровольно сдавшихся в плен неприятелю, — выдворять по их возвращении из плена в Сибирь на поселение».[78] Забавно, но телеграмма стала следствием эйфории от взятия австрийской крепости Перемышль. Русскими трофеями стали семь генералов и сто пятнадцать тысяч пленных солдат и офицеров. Подчеркивалось, что «особенно напряженная деятельность по сопровождению военнопленных была после падения крепости Перемышль и сдачи находившейся там австрийской армии, когда в день приходилось эвакуировать по пятьсот офицеров с пятьюстами денщиками и до десяти тысяч нижних чинов в разных направлениях. Эта эвакуация военнопленных из Перемышля продолжалась в течение девяти дней».[79] В этот момент, ставший последним крупным успехом русской Действующей армии в кампании 1915 года, и последовала телеграмма с угрозами великого князя Николая Николаевича. Наверное, Главковерх предчувствовал, что очень скоро уже он будет терять по двести тысяч пленных в месяц. 19 апреля австро-германцы прорвали оборону 3-й русской армии под Горлице. Начинался период Великого Отступления на восток.
Угроза репрессий по отношению к добровольно сдававшимся на практике имела лишь одно последствие, но зато очень весомое. А именно — отказ от помощи своим военнопленным, дабы не подавать повода для новых сдач. Англо-французы, напротив, активно помогали своим людям, оказавшимся в германском плену. И потому, что потеряли пленными много меньше русских, и потому, что их люди знали, за что воюют, а исключения (французская крестьянская глубинка) были невелики по объему.
Как видим, 72,8 % составляли русские пленные. Нельзя забывать, что еще не менее 1 000 000 пленных находились в Австро-Венгрии. Уже лишь по одним цифрам видно, что русские пленные не могли получать от своего государства надлежащих масштабов помощи и поддержки. Но, помимо того, и в первую голову ведущую роль играла государственная политика — предупредить сдачи в плен, чтобы выиграть войну. Иного выхода не было, раз плохо воевали, и не хватало вооружения.
Соответственно, обращение с русскими пленными было иным, нежели с представителями других держав Антанты. Особенно в Германии. Основная причина того, что с русскими пленными обращались хуже, нежели со всеми остальными: другие государства принимали государственные программы материальной и правовой помощи своим людям. А в России никто не заботился об этом — такова была государственная политика. Более того, все пленные заведомо находились под подозрением, а для тех, кто добровольно сдался в плен, указом от 15 апреля 1915 года семьи лишались права на получение государственного пособия («пайка»): «Жестокое обращение к русским военнопленным было во многом обусловлено полной их бесправностью и отсутствием со стороны России каких-либо действенных мер по защите своих подданных».[80] Другое дело, что этот указ не мог быть примененным в сколько-нибудь широких размерах.
Сдачи в плен в кампании 1915 года, принявшие совершенно безобразные размеры, не могли оставаться вне внимания командования. Объективно эти сдачи явились неизбежным следствием неготовности страны к войне и нераспорядительности правительства и командования по исправлению сложившейся к июлю 1914 года ситуации. С апреля по сентябрь включительно русские армии пятились от вооруженного до зубов врага, не имея в надлежащем размере ни артиллерии, ни винтовок, ни боеприпасов. Отвратительно подготовленные пополнения, необученные и необстрелянные, бросались в топку кипевших боев и сгорали без следа.
Союзники не торопились с помощью, ссылаясь на нехватку вооружения и предпочитая штурмовать турецкие Дарданеллы, не забывая, что Черноморские Проливы по итогам победы были обещаны России, но понимая, что торг всегда уместен и лучше прибрать к рукам все, что возможно. Лишь упорство тех, кто желал драться, не позволило австро-германцам ни прорвать русский фронт, ни вывести Российскую империю из войны. Но платой за это стали громадные потери, особенно пленными.
Оперативная пауза зимы 1915–1916 годов, прерываемая локальными ударами (наступление на Стрыпе 7-й и 9-й армий Юго-Западного фронта; Нарочская наступательная операция армий Северного и Западного фронтов), позволила укрепить Действующую армию. Развернувшаяся оборонная промышленность дала вооружение, запасные пехотные полки — резервистов, опыт войны выдвинул на большинство командных постов талантливых командиров, которых не хватало в начале войны на высших должностях.
Однако Верховное главнокомандование по-прежнему опасалось, что неблагоприятная ситуация Великого Отступления может повториться. В войска продолжали поступать указания, угрожавшие личному составу наказаниями за пленение при определенных обстоятельствах. Так, в начале 1916 года, как отмечалось в приказах по фронтам, «начальник Штаба Верховного главнокомандующего признал необходимым, чтобы во всех случаях добровольных сдач в плен, а также и в случаях совершения иных преступлений при сдаче в плен обязательно назначались бы в порядке Военно-Судебного устава дознания или предварительные следствия с целью собрания всех необходимых данных для суждения виновных по окончании войны или по возвращении из плена». Видно, что появляется новая правовая составляющая — «иные преступления при сдаче в плен», и очевидно, что данный тезис должен был трактоваться расширительно, то есть так, как это было бы в каждом конкретном случае установлено следственными органами.
Лишь теперь, помимо приказов, суть и смысл которых рядовым бойцам должны были разъяснять офицеры, которые зачастую этого не делали, так как фронтовой опыт показывал, что указания Ставки могут быть и не применимы для окопов, в войсках стали распространяться специальные брошюры. Эти книжечки, предназначенные прежде всего для резервистов (все те, кто хотел драться, остался в рядах Действующей армии к исходу кампании 1915 года), умело сочетали угрозы со страхом. Но в любом случае в таком вопроснике для молодых солдат и ратников (брошюры составлялись по образцу «вопрос — ответ», так как считалось, что именно данная методика наиболее понятна и восприимчива для солдат) о проблеме пленения говорилось, что сражаться необходимо штыками и даже зубами, ни в коем случае не сдаваясь в плен. В вопроснике приводились, в частности, следующие тезисы:
«Можно ли сдаваться в плен? Ни под каким предлогом! Плен для солдата — величайший позор, и сдавшийся в плен — изменник Государю и Родине. Лишь только тот может быть взят в плен, кто тяжко ранен или контужен, истекает кровью и не в силах сопротивляться».
«Какое наказание тому, кто сдается в плен? Смертная казнь».
«Как поступают немцы и турки со сдавшимися добровольно в плен? Они их или прикалывают, или вешают, или расстреливают, или же голодом морят».
«Что лучше — умереть в бою с честью и славой или в плену у немцев или турок с позором и от голода? Лучше умереть в бою, так как смерть не страшна, а страшен позор… живым в плен не сдаваться, помни, что это страшный позор».[81]
Очевидно, что основной упор был сделан на моральном факторе — позоре пленения и оценке плена как измены. Фактов смертной казни для сдавшихся в плен не было, и каждый солдат это знал. А ларчик открывался просто — надо наступать, а не отступать, надо умело руководить войсками, а не впадать в панику при малейшей трудности, надо дать личному составу сильную технику, а не отбиваться ружейным огнем от тяжелых гаубиц.
Кампания 1916 года снизила количество потерь пленными впятеро. Это и был результат не столько пропаганды, так как в окопах любая наносная шелуха слетала в мгновение ока, сколько возросшего воинского искусства русских войск, повышения уровня воинского искусства командования, насыщения Действующей армии вооружением и боеприпасами. И главное — перехвата стратегической инициативы, так как в наступлении войска несут больше кровавых потерь, но гораздо меньше — пленными (исход Восточно- Прусской наступательной операции августа 1914 года — это результат абсолютно некомпетентного командования на Северо-Западном фронте во всех высших звеньях).
