никак, а образование позволяло) и для блезира назначили инспектором отдела боевой и физической подготовки, хотя большую часть своего служебного времени он проводил на ковре.
Вскоре дзюдо, вошедшее в число олимпийских видов спорта, стало теснить доморощенное самбо. Позиции Мартынова сразу пошатнулись. На татами, в отличие от ковра, надо было бороться, а не симулировать борьбу. Да и приемы оценивались как-то странно. Хороший бросок именовался «ипон», то есть чистая победа. Бросок похуже – «вазари», половина победы. И уж совсем плохонький, из тех, что в самбо считаются «активностью», – «коку».
Путаясь в этой чересчур сложной для него терминологии, Мартынов угрожал своим соперникам:
– Вот я тебе сейчас заделаю куку на заре!
Впрочем, «куку» чаще всего заделывали ему. Грубая сила, выручавшая Мартынова раньше, в дзюдо мало что значила. Нужны были и гибкость, и быстрота, и техника, и выносливость, ведь все схватки происходили в течение одного дня. Попав несколько раз на удушающие приемы, он перестал участвовать в официальных соревнованиях, а потом и вообще забросил спорт.
Какое-то время казалось, что жизненная стезя Мартынова, до этого гладкая и прямая, пошла извилинами и ухабами. Его вечные шуточки и подколки становились все более злыми, он перестал регулярно бриться, увлекся пивом, а однажды, зазевавшись, не отдал вовремя честь заместителю министра, за что получил кличку Диссидент. (В милицейской среде такое прозвище считалось даже более обидным, чем знаменитый «козел вонючий».)
Неизвестно, как сложилась бы судьба Мартынова в дальнейшем, но тут подоспело время Олимпийских игр, впервые проводившихся на родине победившего социализма.
Рядом пролегала трасса, по которой зарубежные гости должны были следовать в Москву. Более того, в городе даже намечалось проведение каких-то незначительных соревнований – не то предварительных игр по травяному хоккею, не то квалификационных заездов гребцов.
Возник небывалый ажиотаж. За городскую черту вымели всех, чей образ жизни не укладывался в рамки морального кодекса строителей коммунизма. Детей срочно отправили в пионерские лагеря. Бродячих собак и кошек уничтожили. Отремонтировали все спортивные площадки, кроме городошных. Проспект и прилегающие к нему улицы покрыли дополнительным слоем асфальта. В открытой продаже появились колбаса и зеленый горошек. А в Управлении внутренних дел срочно ввели должность заместителя начальника по спорту.
Поскольку среди сотрудников центрального аппарата достойных кандидатов не оказалось, вспомнили про Мартынова – как-никак чемпион города, призер всесоюзных первенств, мастер спорта.
Впрочем, никто ему особо не завидовал. Должность была ответственная, хлопотная да еще и временная. После окончания Олимпиады ее намечалось упразднить.
Надо сказать, что за краткий срок пребывания в высоких начальниках Мартынов зарекомендовал себя с самой положительной стороны. Никаких эксцессов, а тем более чрезвычайных происшествий допущено не было. В загородную гостиницу, где проживали спортсмены, мышь не могла проскользнуть, не то что террорист или проститутка. Билеты на соревнования распространялись исключительно по спискам, утвержденным горкомом партии и комитетом госбезопасности.
Кроме того, в специально построенной по такому случаю суперкомфортабельной сауне Мартынов успел лично отпарить все руководство управления. А уж парить-то он умел!
Когда пришло время подводить итоги, то есть, по меткому выражению одного милицейского шутника, награждать непричастных и наказывать невиновных, Мартынов сумел сохранить высокое положение да вдобавок со своей эфемерной должности переместился на вполне солидный пост заместителя начальника отдела по службе. Это был поистине уникальный случай – старший лейтенант занял полковничье кресло.
Ясное дело, что без поддержки духа-покровителя здесь не обошлось.
Вот и все, что Синяков знал из чужих уст о карьере бывшего однокурсника.
Глава 6
Район, в котором Мартынов назначил Синякову встречу, находился на самой окраине города и назывался соответственно – Окопище. Среди новеньких высоток кое-где еще торчали деревенские избы. Наверное, здесь было приятно просыпаться по утрам, вместо автомобильного гула внимая пению петухов и лаю собак.
Дверь открыл сам Мартынов, облаченный в домашний халат и тапочки. Если он и изменился за эти годы, так только в лучшую сторону – стал суше, стройнее, импозантнее. Обильные прыщи исчезли, дурь, вечно туманившая взор, сменилась типично жандармской проницательностью (в нехудшем смысле этого слова), а пряди благородной седины очень украсили шевелюру.
После того как они обменялись рукопожатиями, Синяков поинтересовался:
– Так ты где живешь, здесь или там?
– Там живу, здесь отдыхаю, – туманно ответил Мартынов. – Проходи на кухню.
Стол был уже заранее накрыт – коньяк местного разлива, минеральная вода, стандартные деликатесы из тех, что сейчас, слава богу, можно свободно купить почти в любом магазине.
– Я спиртного практически не употребляю, – признался Мартынов, – но ради такого случая придется сделать исключение.
– Я тоже, знаешь ли, не очень… – замялся Синяков, после суда давший себе зарок не пить попусту.
– Рассказывай! – ухмыльнулся Мартынов. – Попахивает от тебя перегарчиком. И рожа помятая. Про костюмчик я уже и не говорю… Бомжуешь?
– Ты что! – возмутился Синяков. – Я сына приехал навестить. Он здесь срочную служит.
– В каких войсках? – Мартынов уже выпил и сейчас разделывал на своей тарелке огромного, как лапоть, рака, при более внимательном рассмотрении оказавшегося заморским зверем лобстером.
– В бригаде внутренних войск. – Второго рака-лобстера на столе не наблюдалось, и Синякову пришлось ограничиться ломтиком буженины.
– Достойная служба, – кивнул Мартынов. – Весьма достойная… Охранять покой наших граждан – дело почетное. – Слышать эти суконные истины из уст бывшего шпанюка было довольно странно. – На сверхсрочную не собирается?
– Вряд ли…
Синяков уже решил было, что наступил подходящий момент, но внезапно почувствовал болезненный укол в бедро. Это давала о себе знать шаманская иголка, лежавшая в кармане брюк. Интересно, а как она выбралась из пакета?
– Ты пей, закусывай, – Мартынов сделал жест Креза, одаривающего своих прихлебателей драгоценными камнями.
– Спасибо, я обедал недавно, – пробормотал встревоженный Синяков, однако за копченой курочкой потянулся.
В это время за окном захлопали птичьи крылья. И гость, и хозяин непроизвольно вздрогнули. Снаружи на карниз опустился голубь-сизарь, обыкновенный городской попрошайка, неведомо что разыскивающий на уровне девятого этажа.
– Пошел вон! – Мартынов застучал по столу. – Брысь, зараза!
– Подожди. – Синяков отломал кусочек хлеба и через форточку подал
