– Целые сутки ждать… Куда же нам на это время деться?
– Господи, город-то большой! Выбирай что твоей душе угодно. Подвалы, сараи, канализационные шахты, заброшенные дома. В крайнем случае, можно и в мой курятник вернуться… Хотя нет, там нас в покое точно не оставят.
– К писателю Грошеву наведаться желаешь?
– Только не туда! Мне его тушенка до сих пор в желудке комом лежит… Слушай, у меня уже ноги отваливаются. Давай присядем на полчасика.
Наученный горьким опытом, Синяков уселся на скамейку только после того, как убедился, что последний раз ее красили, по крайней мере, в позапрошлом году. Дашка сразу уснула, положив голову ему на колени, а Синяков от нечего делать стал просматривать вчерашнюю газету, найденную здесь же.
В восемь часов утра он разбудил Дашку и сказал, тыча пальцем в колонку объявлений:
– Это то, что нам нужно! «Сдаются квартиры на сутки». Видишь, сколько адресов. Какой из них ближайший?
– Во! – протерев кулачком глаза, определила Дашка. – Улица Шпалерная. Это в двух шагах отсюда.
– Отлично. Надеюсь, документы там у нас не потребуют…
Заспанная хозяйка документов у ранних гостей действительно не потребовала, зато деньги попросила вперед, да еще и попыталась всучить явно завышенные в цене презервативы.
– Нам бы желательно для орального секса, – на полном серьезе попросила Дашка.
– А какие хоть они? – удивилась хозяйка, чьи юные годы, похоже, пришлись на период индустриализации.
– С виду как обычные. Только какой-нибудь привкус имеют, – с самым невинным видом принялась объяснять Дашка. – Яблока, апельсина, картошки, котлеты… Мне лично нравятся с привкусом борща или жареного цыпленка.
– Нет, таких не держим… – ошарашенная хозяйка покачала головой.
– Тогда мы как-нибудь так обойдемся, – разочарованно вздохнула Дашка.
– Дело молодое, – быстро согласилась хозяйка.
– А не боитесь, что постояльцы вас обворуют? – поинтересовался слегка смущенный Синяков.
– Бог с вами! – хозяйка замахала на него руками. – Не было еще такого случая. Я ведь всех подряд не пускаю. В людях, чай, разбираюсь. Двадцатый год уборщицей в морге служу… Да и нечего здесь воровать, окромя койки да пустого шифоньера.
Уходя, она окинула Синякова странным взглядом, не то скептическим, не то сочувствующим, пожелала гостям удачи и не забыла напомнить, что за чересчур испачканные простыни взимается дополнительная мзда.
Спустя несколько минут они убедились, что, кроме указанных хозяйкой предметов меблировки, комплекта далеко не нового постельного белья и рулона туалетной бумаги, из квартиры действительно красть нечего. Даже занавески на окнах отсутствовали, а электрическая лампочка имелась всего одна – в ночнике.
Оба они так притомились, что не евши, не пивши сразу завалились на боковую. Дашка, дорвавшаяся до более или менее приличной постели, естественно, сразу разоблачилась донага.
Лежать в обнимку с абсолютно голой девчонкой, пусть и худой, как щепка, пусть и не вызывавшей у него никаких других чувств, кроме дружеской приязни, было для Синякова не таким уж и легким испытанием. Кроме того, Дашке захотелось, чтобы перед сном он почесал ей спинку, а потом и все остальное.
– Но только посмейте какую-нибудь гадость себе позволить! – не преминула напомнить она.
– Кричать будешь? Соседей позовешь? – поинтересовался Синяков.
– Прокляну… – сонно пробормотала она и тут же отключилась, разомлев от тепла и невинных ласк.
А у Синякова не шел из головы Димка. Где он сейчас? И что делает, о чем думает, чем питается? Так с мыслями о сыне он и задремал…
…Проснулись они одновременно и уже в сумерках. Дашка по привычке стала ластиться к нему, но не как к мужчине, конечно, а как к подружке или, в крайнем случае, к старшему брату. На беду, Синякову перед самым пробуждением приснилось что-то эротическое, и как он ни отодвигался от Дашки, та вскоре напоролась своим нежным пупком на нечто такое, к братским ласкам отнюдь не располагающее.
Пронзительно взвизгнув, девчонка вылетела из постели и, за неимением другой мебели, взгромоздилась на подоконник, сразу став похожей на испуганную обезьянку.
– За что ты так мужчин ненавидишь? – хмуро поинтересовался Синяков.
– Я мужчин люблю, – ответила Дашка. – Я кобелей ненавижу.
– Ну тогда посиди на окне. С улицы тебя, наверное, хорошо видно. А я пока еще посплю. – Синяков отвернулся к стенке.
Дашка на своем насесте выдержала недолго. Замерзнув и расчихавшись, она вернулась в постель, привалилась к спине Синякова и стала тихонько дуть ему в ухо.
– Чего тебе? – недовольно буркнул он.
– Скучно.
– Тогда спой что-нибудь. Или спляши, – посоветовал Синяков. – К сожалению, ничего другого предложить не могу.
– Можете, – дурачась, она опять начала тормошить его. – Давайте снова туда прогуляемся.
– Куда – туда? – Глубокий и долгий сон все еще не выпускал Синякова из своих объятий.
– В иной мир. Мне там понравилось…
– А мне нет.
– Ну пожалуйста, – стала канючить она, – я же здесь от безделья одурею.
– Завтра утром у меня назначена встреча с твоим братцем. Я очень на нее надеюсь и поэтому не собираюсь рисковать.
– Послушайте меня. – Дашка стала водить холодным пальцем по его позвоночнику. – Может, Дарий что-то и разузнает. А как проверить, насколько его слова соответствуют действительности? Вот как раз этим мы попутно и займемся.
– Что-то я не совсем тебя понимаю.
– Сейчас объясню… А у вас вся спина гусиной кожей покрылась! Вот умора!
– Ты же холодная, как ледышка… Говори, не отвлекайся.
– Как вы представляете грань между этим миром и тем? – Большим пальцем правой руки она сделала жест, в Древнем Риме обозначавший смертный приговор.
– Никак, – честно признался Синяков. – Я вообще не уверен, что тот мир действительно существует. А что, если это всего лишь особая форма иллюзии, доступная только таким выродкам, как ты да я?
– Но ведь мы и так по уши в иллюзиях. Для чего мы любим? Для чего водку пьем? Курим? Да ради иллюзии… Но не в этом дело. Вот что мне недавно пришло в голову. Обычно между
